Пленница сновидений
Шрифт:
Стук и звон прекратились. Наступило зловещее молчание. Она вышла в коридор и обратилась в слух, словно испуганная лань. В доме не было ни души.
Зоя высмеяла свой страх, и это помогло ей сдвинуться с места. За стеклянной дверью виднелась какая-то фигура, но узор в виде расходящихся солнечных лучей мешал ее рассмотреть.
Она осторожно открыла дверь. Расплывчатое пятно превратилось в сильного мужчину. Мужчина был во всем черном — черной кожаной куртке, черных джинсах, черной водолазке. Он был высок и занимал собой весь дверной проем. Темные волосы, черные брови, суровое лицо…
— Франсуа! —
Он вошел, обнял зашатавшуюся Зою за плечи и поддержал. Ощутив владевшее ею напряжение, Франсуа задохнулся от желания, сочувствия и стремления защитить эту хрупкую женщину.
— Ma pauvre petite, — пробормотал он, невольно переходя на язык своего детства. — Restetranquille. calme, calme. [2]
Он сел в большое кресло у камина и посадил Зою к себе на колени, зная, что она больше не вынесет одиночества. Она напоминала раненую собаку, которая хочет, чтобы хозяин взял ее на руки, прижал к груди и дал услышать успокоительное биение своего сердца.
2
Бедная малышка. Отдохни, успокойся. Тихо, тихо ( фр.).
Зоя прильнула к Франсуа всем телом, став с ним одним целым. Он молчал и нежно гладил ее волосы и лицо.
— Я схожу с ума? — наконец спросила она.
— Нет, — решительно возразил он. — Вы переживаете то, чего я не понимаю. Но вы не сумасшедшая. Просто очень испуганы.
— Да, — покорно согласилась она. — Спасибо вам, Франсуа, за то, что пытаетесь меня понять…
Рожье вздохнул. Он сомневался, что сможет что-нибудь понять. Но в ней он не сомневался. Зоя очаровывала его, и ему хотелось стать частью ее жизни. Поразительно… Он обрадовался, что еще может испытывать такое чувство к другому взрослому существу. К другой женщине. Некоторое время назад он решил, что это чувство умерло в нем навсегда.
— Вам приснился еще один сон? — спросил он. — Еще одно дурное… предзнаменование?
Это слово застревало у него в горле, он ненавидел все иррациональное, не имеющее научного объяснения, считал его досужими бреднями или хитрыми фокусами.
Дыхание Зои стало глубже и медленнее.
— Доверьтесь мне, — сказал он.
— Прошлой ночью я видела во сне свою мать. Она умерла четыре года назад. Разбилась в своей машине. — Она помолчала, затем подняла голову и посмотрела Франсуа в глаза. — Хотя тогда мне было двадцать с лишним, во сне я была девочкой.
Франсуа, сдвинув брови, смотрел в ее необыкновенные глаза цвета морской волны и прислушивался к тихому мелодичному голосу. Казалось, она рассказывает ему сказку. Сказку, которая слишком долго ждала своей очереди.
— Продолжайте…
— Мой отец умер еще до того, как я успела его узнать. Он основал строительную фирму, очень много работал и почти не бывал дома. Он оставил нам с матерью кучу денег. Мне было десять лет. Я знала, что мой долг — присматривать за матерью. Всегда. Такая уж она была: всю жизнь нуждалась в опеке, так и не сумела стать взрослой. Да и отец ясно сказал перед смертью: «Ты должна присматривать за матерью,
— Такие хрупкие плечики, — пробормотал Франсуа, гладя ее ключицы. — Слишком тяжелое бремя. Тем более для десятилетней девочки.
Он думал о Леоноре, которая была всего на несколько лет младше тогдашней Зои. Как бы чувствовала себя Леонора, если бы ей, еще ребенку, пришлось заботиться о его счастье?
— Это не было бременем, — возразила Зоя. — Казалось, мне поручена особая миссия, возбуждающая и героическая. Понимаете, я всегда любила быть с мамой. Она ненавидела скуку, обожала шутить и принимать гостей. А после смерти отца получила полную возможность жить, как ей хочется. Она устраивала приемы, любила театр, балет, оперу. Ей нравилось путешествовать и покупать красивую одежду. А я была ее младшей подружкой.
— И вы никогда не жили отдельно?
— Ее жизнь была моей жизнью. Ее друзья — моими друзьями. Мне и в голову не приходило, что это странно. Я не считала себя несчастной…
Франсуа слушал ее и ломал себе голову над тем, как эта грустная история, относящаяся ко временам Зонного детства, связана е ее утренним обмороком. Понимает ли эту связь она сама, а если да, то сумеет ли объяснить ее?
— Я думала, что останусь с матерью навсегда, — продолжила Зоя. — У меня никогда не было серьезных увлечений, но я не слишком переживала из-за этого. У всех моих подружек были романы, но мне нравилось быть самой по себе. И только после смерти матери я… всерьез увлеклась.
Ее глаза потемнели и приняли испуганное выражение.
— И что же? — мягко спросил он.
— Опыт был болезненный… и короткий.
Франсуа прикусил язык и внутренне сжался, пронзенный стрелой ревности. Зоя прижалась к нему, словно потеряв последние силы. Надо убедить ее лечь и отдохнуть.
— Вы очень терпеливо слушаете…
— Почему вы рассказываете об этом?
— Потому что это связано с моим сном. В нем я снова увидела смерть матери. Раньше мне ничего подобного не снилось, хотя я часто представляла себе этот страшный миг и пыталась убедить себя, что она ничего не успела почувствовать. Должно быть, все это произошло в долю секунды.
— Это действительно случилось на ваших глазах?
— Нет. Я никогда не видела ни ее тела, ни разбитой машины. — Зоя испустила долгий судорожный вздох. — Но прошлой ночью я видела все. Я видела, как угнанный трактор раздавил ее маленькую машину. Видела ее изрезанное осколками лицо и изувеченное тело.
— О Боже!
Зоя проглотила комок в горле, готовясь к продолжению исповеди.
— А потом… понимаете… в моем мозгу снова возникла та чудовищная картина. Я все утро не могла избавиться от нее. Это было ужасно. Невыносимо.
Франсуа затаил дыхание.
— Поймите, — душераздирающим шепотом произнесла она, — я чувствую себя так, словно каким-то необъяснимым образом попала в будущее. Именно в тот отрезок времени, которому судьба предназначила стать реальностью.
Франсуа вздохнул. Она снова забыла о нем и погрузилась в свой ирреальный мир, куда ему не было доступа.
Зоя смотрела на него глазами, полными боли.
— Пожалуйста, Франсуа, не надо сердиться. Пожалуйста… Я не могу бороться с этими мыслями. О Боже, если бы я могла…