Пленница сновидений
Шрифт:
В нашей жизни было много странных, полных одиночества дорог…
Голос был хрипловатый, с металлическим оттенком. Грустный и завораживающий. АББА. Незабвенные семидесятые. Самая подходящая музыка для того, чтобы мыть под нее посуду после завтрака. Не говоря о той, которая осталась от вчерашнего ужина.
Марина, размечтавшаяся у раковины, взяла мыльную вилку и начала лениво отстукивать ритм «четыре четверти».
Мы
Но для секса все еще годны…
Она швырнула вилку обратно. Ха! Какая наглость! Можно было держать пари, что шведская четверка поет о несчастных старых развалинах лет сорока от роду…
Марина подошла к стоявшему на буфете радиоприемнику семидесятых годов (тоже «слегка поблекшему») и нажала на кнопку автоматического поиска. Раздался гул и протестующее кваканье. Снова музыка, сентиментальная и душещипательная. Роджерс и Хаммерстрейн? Айвор Новелло? Затем зазвучал гнусавый голос, призвавший слушателей покупать облигации государственного займа.
— Ладно, ладно, купим непременно, — сказала ему Марина, не снимая пальца с кнопки.
Ей нравилась ее нынешняя свобода. Она занималась и записывала свои открытия, слушала радио и копалась в саду. И читала романы — это по утрам-то, когда все порядочные люди вкалывают до седьмого пота!
За лето она в промежутках между бокалами ледяного «шприца» с белым вином на крохотной террасе успела выкрасить стены домика в белый цвет, отциклевать полы и покрыть их воском нежного медового оттенка.
Сначала Риск смотрел на ее деятельность с ужасом. С ума она сошла, что ли? Но зато хозяйка все время была рядом, и ему это нравилось. Во время вспышек ее бешеной активности он величаво удалялся на кухню, спал там, а когда все заканчивалось, приветствовал Марину с достоинством старой королевы.
А в те дни, когда Франсуа выполнял заказы или уезжал в Йоркшир, она наслаждалась компанией Леоноры.
— Что вы делаете в этих каменных мешках? — как-то ворчливо спросила его Марина. — Месите грязь во имя искусства?
— Я думал, вы это одобрите, — ответил он. — Я проявляю инициативу. Создаю новые возможности для своей карьеры. Кажется, так теперь принято выражаться?
— Слава Богу, не знаю. Так на сколько вы доверяете мне Леонору? На целых два дня?
— Да.
— Блестяще.
— Марина, вы уверены, что я не…
Она остановила его.
— Нет, не злоупотребляете. Я люблю оставаться с Леонорой. Точнее, ее общество для меня настоящая награда. Можете не беспокоиться, если начнете злоупотреблять, я первая скажу вам об этом.
После этого Франсуа успокоился. По просьбе Леоноры они сходили на «Волшебную флейту».
— Всю за один раз? — спросила Марина. — Она очень длинная. Идет весь день: от ленча до пятичасового чая. Выдержишь?
Шестилетняя
Они сидели в битком набитом партере Национальной оперы. Леонора была восхищена и очарована.
— Как красиво! — с воодушевлением воскликнула она после первого акта и участливо добавила: — Не плачь, Марина, это вовсе не грустно!
Кроме того, сбросившая узду Марина получила возможность чуточку лучше узнать Зою Пич.
Несмотря на настойчивые приглашения по телефону, Зоя больше не приходила к ней домой, боясь столкнуться с Франсуа. Вместо этого они встречались в каком-нибудь уютном кафе за изысканным ленчем с непременным бокалом ледяного белого вина и говорили о жизни и любви. И снах.
Так что, как говорится, куда ни кинь, всюду клин. Марина успешно наверстывала упущенное. Однако она боялась, что не слишком сумела помочь Зое. Хуже того, Зое взбрело в голову приковать себя наручниками к некоему белобрысому громиле, который стер бы это хрупкое создание в порошок, вздумай он лишний раз повернуться в постели.
Но летняя идиллия подошла к концу, и чем холоднее и влажнее становилось на улице, тем быстрее иссякали Маринины сбережения.
В то утро, нажимая на кнопку приемника, она подумала, что ее чудесная свобода оказалась короткой и что надо серьезно поразмыслить, чем зарабатывать себе на хлеб насущный,
Тут радио хрюкнуло и само собой настроилось на волну.
— …на каждом этапе развития науки существовали факты, которые нельзя было объяснить с точки зрения господствовавших тогда теорий…
У Марины отвисла челюсть. Но виной тому была не тема передачи, а голос говорившего. Знакомый голос. Голос из прошлого. Суховатый и глотавший буквы.
— Профессор Пенроуз, не приведете ли конкретные примеры из вашей новой книги, посвященной сверхчувственному восприятию? — вмешался остолоп, бравший у него интервью.
Раздался суховатый смешок.
— Спасибо. Я рад, что мои скромные исследования смогли вызвать общественный интерес.
Марина фыркнула. Она помнила профессора Пенроуза молодым человеком — умным, саркастичным и ужасно заносчивым.
— Так оно и есть, — не моргнув глазом, ответил ведущий. — Профессор, не могли бы вы объяснить слушателям, что такое сверхчувственное восприятие?
— Говоря упрощенно, это способность некоторых живых существ получать доступ к информации без помощи пяти обычных человеческих чувств.
— К которым, как я помню, относятся зрение, слух, осязание, вкус и обоняние, — быстро вставил собеседник.
— Спасибо за подсказку. Так вот, эта информация замечательна тем, что не проходит по данным чувственным каналам или проходит по ним не так, как мы привыкли видеть в обыденной жизни. Это дает основания для предположения о наличии неизвестного шестого чувства. Дополнительного. По-латыни — «экстрасенс».