Пленница Зверя
Шрифт:
Зверь немного отстраняется. Это дает надежду, которую он тут же жестоко забирает, махом снова на себя наталкивая. Головка члена безошибочно упирается в то самое место, и я с ужасом понимаю, что он сможет легко проскользнуть внутрь – настолько я влажная.
Даян отпускает одно бедро и протаскивает подо мной руку, к промежности тянется. Его пальцы по складкам пробегают, разнося влагу.
Я снова пытаюсь освободится, но в итоге только сильнее трусь о них. Они умело и жестко ласкают меня, показывают во всей красе мужское
Мясистая головка продолжает толкаться в мою дырочку. Напористо и властно. Но не входит. Давит только.
– Блядь, Милана! Да расслабься! – мужчина снова в нетерпении надавливает на вход, нажимает на него головкой, войдет, того гляди. – Рвать не хочу, хочу, чтоб тебе тоже хорошо было. Давай, впусти меня!
Пальцы сильнее начинают давить на чувствительную точку. Она пульсирует под ними, точно ее разорвать может. Невольно назад подаюсь, подмахиваю попкой навстречу дубине здоровой. Даян это как приглашение воспринимает, резко надавливает и... меня от боли до кончиков волос прожигает. Безжалостно изнутри рвет, точно Зверь меня своим прибором насквозь протаранил.
Но я даже кричать не могу. Сжалась вся.
– Терпи, Милана! – Даян меня совсем не успокаивает, но и не двигается внутри. Его член в меня, как по маслу скользнул, а теперь изнутри распирает, давит непривычно. – Терпи... Не смог сдержаться. Три дня о твоей дырочке узкой мечтал, как подросток недотраханный.
Влажные грубые пальцы снова продолжают ласкать меня спереди. То круги вокруг плоти набухшей выписывают, то растирают ее нетерпеливо и жадно. Это пускает по телу яркие токи удовольствия, но их недостаточно, чтобы заглушить жгучую боль.
Зверь немного отстраняется, и выходит из меня, но не до конца, а лишь для того, чтобы снова потом оказаться внутри. Боль не отступает, но он снова и снова проделывает это раз за разом. Рычит и толкается внутрь.
Пальцами продолжает теребить мои складки, отвлекая.
– Ты такая тесная... Я кончу сейчас, – хриплым от возбуждения голосом Даян произносит мне прямо в ухо.
Я больше не сопротивляюсь, и он тоже это понимает. Отпускает мое бедро и тянется вверх, забираясь под какую-то майку, которая невесть как на мне оказалась.
Зажимает один торчащий сосок, и меня прошибает волной острого удовольствия. Внизу живота стреляет мощным спазмом. Крутит горошину в пальцах, тянет. Это больно и сладко одновременно.
Наверное, его руки не привыкли к ласке. Он слишком жестокий и сильный, чтобы быть нежным. Но даже его грубые прикосновения отдаются во мне, приносят удовольствие.
Даян все еще толкается в меня, но боль не исчезает, только притупляется. Еще несколько движений, и он выходит, оставляя после себя саднящие ощущения.
Теплая густая жидкость толчками изливается мне на ягодицы и спину, сопровождаемая животным рычанием
Хочется заплакать от обиды, но шершавые пальцы снова тянутся к моей промежности. Вновь играют с клитором, который, кажется, уже готов взорваться искрами грязного удовольствия.
Несколько умелых движений, и меня накрывает оргазмом, рисующим перед глазами цветные круги, ставшие финальным фейерверком в празднике под названием "Потеря девственности".
Даян
Наутро после похищения Миланы, я со здоровенным стояком проснулся. Двое суток у меня секса нормального не было. Сам себе наяривать терпеть не могу, но девка Ворошиловская мне выбора другого не оставила.
Не мог я ей сразу после смерти родителей воспользоваться, и вчера она после всего-то произошло, как кукла пластмассовая была. С пустыми глазами и телом безвольным.
Я когда помог ей принять ванную и спать уложил, сам тоже в душ пошел. Возбудился, блядь, до чертиков, пока ее кожу нежную намыливал. Думал, разорвет меня.
В душе подрочить пришлось в одиночестве. Давно такого не было. Но спустить я был обязан, иначе бы напряжение в паху меня окончательно рассудка лишило.
Только это все для меня – как мертвому припарка.
Уже через пару часов я снова проснулся на все готовый. В бар спустился, накатил пару бокалов виски, но отвлечься это почти не помогло. В шесть утра я уже с торчащим концом новый день встречал.
Черт меня дернул посмотреть на нее.
Лежал бы себе спокойно, отвлечься пытался. Нет же. Мельком голову на сучку повернул – и все, все мысли из башки за секунду испарились.
Милана лежала ко мне попкой в маленьких свободных шортиках от пижамы, что я купил. И почему я, блядь, халат безразмерный не взял, понятия не имею.
Повернулся в ее сторону и руку под ткань снизу запусти. Обхватил сладкую булочку ладонью. Она в ней поместилась целиком, будто под лапу мою и заточена. Теплая. Мягкая. Бархатистая.
Но я кожу нежную под пальцами почти не ощущаю. Они у меня шершавые, и не чувствительные давно. К ласке непривыкшие.
Я баб жестко брать люблю. Резко на себя насаживать. Тело их в ладонях как пластилин сжимать. Без лишних нежностей и прелюдий. Ни к чему они мне.
Я даже дышать боялся. Разбудить недотрогу не хотелось. Насладиться ей не спеша желал, без нервяка, без глаз этих бездонных, что на меня с испугом вселенским смотрят.
Милана не проснулась, пока я задницу ее маленькую в ладонях мял. И я решил дальше пойти. Меня похоть вела грязная. Одержимость ебучая.
Шортики спустил. Оголил белую попку. Она на удар напрашивалась. Захотелось, чтоб раскраснелась под натиском моих ладоней.
Но я очень неуместно след на ее щеке вспомнил. Озверел прямо.