Пленник порока

Александрова Марина

* * *

Из дома Сергей выехал уже в конце декабря 1850 года. Незадолго до этого на Гаврилу посыпались заказы один другого выгоднее. Всем заказчикам надо было получить требуемое срочно, лучше, больше.

Сергей решил помочь отцу и остался дома до декабря. Евдоким чувствовал себя лучше, но работать все еще не мог. К тому же, видя, как отец переменил отношение к брату, старший сын уже не мог работать с той же отдачей и любовью, что и раньше. В прежние времена отец ценил его больше всех, и не было у Евдокима соперников. Да и завистлив никогда не был.

А теперь что-то мутило душу…

Был бы кто-то другой на месте Сергея, Евдоким еще бы потягался с ним умением и местом под солнцем, и отцовым расположением, но это был его родной брат.

Нет, не стал Евдоким меньше любить отца или брата. Гаврила всегда был для него примером мужества, честности и доброты. Евдоким беспрекословно слушал отца и поступал так, как и он. А когда отец влютую ненавидел Сергея, Евдоким поступал, как советовал отец.

– Это твой брат, сын. Ты можешь любить его, гордиться им и в конце концов можешь повлиять на него! – сначала говорил, а потом переходил на ругань отец. – Мне это уже не под силу.

И махнул тогда Гаврила на сына рукой. Отказался от него в душе, а Евдоким, не зная, как поступить, долго не мог определиться со своим отношением к брату, но в конце концов преданность к отцу победила. Он тоже стал считать Сергея пустым местом.

А теперь? Что нынче делать, когда так резко поменялась судьба? Евдоким чувствовал предубеждение против брата, и поменять это отношение ему было сложно. Он продолжал считать Сергея беспутным и никчемным. И очевидные перемены в нем пока его не переубедили.

«Неужели и вправду перстень родовой такую силу имеет?» – уже в отчаяньи от необъяснимого раздражения, думал Евдоким, но эту мысль тут же вытеснили другие. Ненадолго забыл он о перстне… Перед самым отъездом Сергея, когда он помогал отцу в мастерской, случилось нечто необъяснимое.

* * *

С вечера артельщики ушли по домам, не разобрав только что привезенный лес. Гаврила приказал Сергею и Веронике определить, сколько и каких пород деревьев завезли плотогоны.

Юзов-старший был уверен, что они вдвоем справятся. Дело-то не новое. Евдоким же, почувствовав себя лучше, решил помочь брату и сестре.

В печи, где сжигали мусор, догорал огонек.

– Сергей, – обратилась Вероника к брату, – давай картошку испечем. Что доброму огню пропадать?

– Давай, – ответил Сергей, и через минуту уже разжигал огонь в печке. Евдоким стоял поодаль, чтобы никто его не видел. Ему было интересно посмотреть, каковы отношения между Вероникой и Сергеем.

Вероника умчалась домой, а Сергей по неопытности оставил печь открытой. Но ведь все знают, что печь в мастерской нельзя оставлять так! Особенное строение дымохода помогало разгораться огню при открытых дверцах с бешеной силой, если на улице был хоть мало-мальский ветерок.

Об этом и хотел предупредить Евдоким, видя, что сейчас спина брата загорится. Но каково было его удивление, когда он увидел, что огонь, вот-вот готовый переметнуться из печи на рубашку брата, вдруг отступил. Будто бы извиняясь за причиненные неудобства, пламя покорно спряталось в печи, тогда как вытягивающая сила из-за ветра гудела на все лады и обещала вот-вот вырваться наружу.

Сергей, как ни в чем не бывало, повернулся к печи и стал спокойно копаться в ней. Словно это был простой лесной костер.

– Ты бы осторожнее с печкой-то, – пробубнил Евдоким, входя в мастерскую.

– А, это ты. Помочь пришел? – пропустив предостережения брата, спросил Сергей. Тут возвратилась Вероника и они втроем стали печь картошку. Они еще долго сидели в мастерской, обсуждая путешествие Сергея.

Но история с «испуганным огнем», как этот случай для себя назвал Евдоким, не забывалась. Сколько раз за вечер вспоминал он метнувшееся обратно в печь пламя и не мог не удивляться. Огонь словно боялся Сергея. Он грел его, но не обжигал.

Евдоким хотел было спросить о том, что видел, но почему-то не смог. А Сергею в ту последнюю ночь перед отъездом приснился странный сон. Будто тонет он в луже, и никто его не спасает, и такое отчаяние охватило его, что сил нет.

Вдруг откуда-то появляется ангел и садится рядом с тонущим. Чистый взгляд голубых глаз завораживает Сергея, и уже не кажется ему смерть такой странной и страшной. А ангел вздыхает и печально смотрит на него. Потом протягивает ему руку и хочет помочь, но, завидев на пальце перстенек, который к тому времени алым светом озарился, тут же исчезает на своих легких и прозрачных крыльях, а вместо него появляется седой и мрачный старец.

«Вот и свиделись, – молвил скрипучим голосом старик. – Думал я, затеряется нить родственная и никогда колечко хозяина своего не сыщет. Ан нет, сыскался ты, ну и ладно. Ты колечко-то береги. С самых старых и далеких времен служит оно роду нашему. Служит по правде и справедливо. Коли хорош человек, будет оно помогать ему всю жизнь. Что бы не задумал хорошего и полезного, все исполнится. Но берегись, коли сделаешь что-либо против людской доброты! – старик поднялся и Сергей отчетливо увидел в его глазах слезы. – Не простит колечко ни одно преступление твое! Не греши, не обижай малых! Не срами род свой постыдством и поступками злыми! Не греши!» – и тут старик исчез, а Сергей увидел себя у отчего дома.

Он решил никому не рассказывать о своем сне. Все это казалось ему очень личным и глубоко запало в душу.

Глава 7

Так как письмо Федора Тишки оказалось без адреса, Сергей решил доставить его обратно в Новгород, в Заславку, откуда оно и было прислано.

– Узнаю точно адрес и отвезу обратно, – сказал он матери.

– Это ж путь какой?! – всплеснула руками Варвара. – А, может, в чужеземную сторону письмо?

– Мама! Я слово дал! И я его сдержу. Только сначала надо Федора Тишку застать живым и в здравой памяти, вот потому и тороплюсь, – ответил он матери.