Пленники дорог
Шрифт:
На крыльцо вышла женщина, вытирающая мокрые руки полотенцем. Худая, с невыразительным лицом, на вид куда старше своего так называемого мужа. Она недовольно уставилась на нас: что, мол, пришли, я вас не знаю и не звала… Неужели это и есть мать милого Зяблика, чудесного кудрявого малыша?
— Вы кто такие? И что вам надо?
— Вообще-то мы к вам — шагнула я навстречу женщине. — Я насчет вашего сына…
— Какого сына? — взвилась женщина. — Ничего не знаю! Мой бездельник давно убежал куда-то из дома, и с той поры глаз не кажет! Где шляется, с кем — не знаю! Если он что у вас украл, то я за то не в ответе!
— Сбежал, говорите? А может, вы его выгнали?
— Это он вам такое сказал? Врет! Никто его не гнал! Сам сбежал!
— Слышь, краля, — сунул мужик себе в рот полоску вяленой рыбы, — слышь, ты чего у нас позабыла?
— Что позабыла? — повернулась я к нему — Да вот хочу тебя спросить: это ты ребенка из дома выгнал?
— Слышь, краля, пасть захлопни, а не то я сейчас и тебя отсюда выгоню. Вместе с твоим мужиком и с твоим выводком.
— Что вам здесь надо? — стала повышать голос женщина.
— Я пришла к вам с плохой вестью. Понимаю, вам, как матери, страшно будет услышать подобное, но… Ваш сын погиб. Его убили.
Лицо у женщины дрогнуло. Как бы сознание не потеряла от подобной вести… Но помолчав немного, женщина произнесла тихим голосом:
— Нет…
— К сожалению, это горькая правда.
— Погиб… Если это правда… Что ж, значит так угодно было Высоким Небесам.
— Ты что, глухая? Или не поняла? — теперь уже я повысила голос. — Твой сын погиб! Его убили!
— Я слышала. И я не глухая. Теперь буду знать… Если это все, что вы хотели мне сказать, то уходите.
— Эй, вы, потише там орите — вмешался мужик, сдирая чешую с рыбы. — Дайте спокойно посидеть. Охота нашла глотку драть — идите за ворота!
— Вы что, не хотите даже узнать, как погиб ваш сын? — я старалась не обращать внимания на этого человека. — И где это случилось?
— Ты чего развопилась? — мужик снова налил себе в кружку пива из кувшина. — Не твой ведь парень помер. Вон их каждый год сколько на небо уходит… Одним больше…
— Что?
— Что слышала! Разоралась, как оглашенная! Заняться больше нечем?
— Я сказала, что сын этой женщины умер… И в том, что произошло с ребенком, есть немалая доля вашей вины! — я чувствовала, что до этих людей не доходят мои слова, и злость начинает потихоньку разгораться во мне пока еще тихим огоньком… Вон, и Кисс, хотя не произнес ни слова, а начинает тревожно поглядывать на меня.
— Тоже мне, беда великая! Этот щенок на меня все время волчонком глядел, по папаше слезы проливал, да жрал в три горла!
— Прежде всего это человек, а не щенок!
— Конечно, не щенок — согласился парень, обсасывая оторванный рыбий плавник. — Из щенка можно собаку выкормить, на цепь посадить, и она дом сторожить будет. А от этого дармоеда какой прок? Один убыток. Только скулил постоянно, да соседям на меня жаловался, плел невесть что, а те и рады насчет меня свои языки почесать! Это что, ничего не значит? Интересуешься, с чего я его за ворота выставил? Да на кой он, шкет мелкий, мне нужен? Это даже его мамаша поняла, и со мной согласна была. Полностью. Вот и вытолкал его, сопляка этого, в три шеи. Кому он сгодится, тот пусть его, засранца, себе и подбирает. А раз он помер, так это даже лучше — отныне и забот нет. И с чего это ты устроила тут вопли на всю Рябиновку? За своими семейными лучше приглядывай. Я ж не спрашиваю у тебя, краля, отчего твои выпоротки ни на тебя, ни на твоего мужика нисколько не похожи. Нагуляла, поди, невесть от кого, а мужу наплела басен с три короба! Он, дурак такой, уши и развесил… Слышь, мужик, поинтересуйся у своей бабы, отчего это ваши сопляки в проезжего молодца удались, а не на тебя мордой смахивают!
— Что? — я уже с трудом сдерживалась. — Что ты сказал?
— А что, разве не так? Что, правда глаза колет? — мужик довольно ухмыльнулся. — А насчет того засранца, что сбежал, да помер где-то… Слышь, краля, если ты такая жалостливая, то дай денег — поминки по нему справим. Погуляем! — и мужик снова взялся за кувшин.
Чувствуя, как на меня наползает с трудом сдерживаемая волна холодного бешенства, и с трудом отодвинув ее в сторону, я шагнула к скамейке, вырвала из рук мужика кувшин и с силой опустила на его голову это изделие местных гончаров. Затем схватила растерявшегося мужика за отвороты мокрой рубахи и рывком сорвала его со скамейки.
— Погуляем, говоришь?! — зашипела я, глядя в растерянное лицо мужика. — Как бы у тебя эта гулянка поперек горла не встала! Это же ты, ты ребенка из дома выгнал! Если б не ты, дерьмо, то он был бы жив!
— Убивают! — внезапно завопила до того молчащая женщина, и, сбежав с крыльца, вцепилась в меня. — Отпусти его, слышишь!
Ах, вот даже как! Я почти что отшвырнула в сторону растерянного мужика и повернулась к женщине. Баба была в ярости. Только вот скорби о погибшем сыне у нее было не заметно. Куда больше беспокойства о молодом муже…
— Ты что, не поняла? У тебя сына убили, а тебе до того что, и дела нет?!
— А это не твое дело! Убирайся отсюда!
— Не волнуйся, уберусь, ни за что здесь не останусь! Только вначале ответь мне, почему ты не защитила своего сына от своего так называемого мужа?
— Не твое дело! Ты пришла, сказала что хотела — и ладно! А теперь вам пора и честь знать. Вон отсюда!
— Я тебе уже сказала — уйду, не беспокойся! — я сдерживалась, хотя от такого разговора волна темной злобы снова стала подступать ко мне. — Только вначале ответь, отчего ты сына на этого кобеля паршивого променяла?
— Чего, самой не ясно? — взвизгнула баба. — Допрашивать она меня вздумала! Я, может, не могу жить одна! Да и не хочу! Ты себе вон какого парня отхватила, а мне что, нельзя? Вон он у меня какой красавец писаный, не хуже твоего!
— Сравнила волка с крысой! Да на кой тебе этот поганец сдался? У тебя был сын, ты понимаешь — сын, а ты сменяла его на этого…
— Не твое дело, поняла? Мужиков на всех не хватает! То война, то мор, то еще что!.. Мне что, одной оставаться? Хватит, нажилась уже с больным мужем! Сколько лет его болячки лечила, аж до сей поры с души воротит!.. Во как надоело! Убирай за ним, ухаживай, следи!.. Теперь для себя пожить хочу! Что, не имею права?