Плетеный человек
Шрифт:
— Да, тут непонятно. И неприятно. Ладно, бывай, Кащей, скатертью дорога.
— Бывай Ариска, периной тебе перина, — вежливо ответствовал я, разгоняя байк.
По дороге, не сбавляя ходу, рявкнул в потолок дороги-пещеры:
— Учти, Леший! Появиться снова тварь может. А может и нет, не ведаю! Зови, если что!
А то мало ли. Всё же замороченные взаимоотношения небывальщины, нечистиков и данного слова… Лучше честно сказать, что думаю. Ну и подстраховаться, да.
Лес прошумел что-то вроде “услышал, позову!”
А я направился
Благо солнце уже коварно пыталось нанести мне удар в глаз, в плане рассветало. Так что миновав зевающих стражей, с чувством прекрасно выспавшегося (да и не очень нуждающегося в сне) человека направился устраивать всяким причастным и тем, кто под руку подвернулся, побудку.
То-то сердце моё злодейское порадовалось и поликовало! А рожа зевающего Степаныча и троицы заспанных, клюющих носом ведьм — просто прелесть!
Правда в буркалах собравшейся в кабинете у Степаныча четвёрки, сквозь сонную одурь, стало наливаться сознание. И не понимание, какой я молодец, а желание мою Бессмертную персону удавить! Причём столь интенсивное, что могли и справиться, сволочи.
Так что мудрый я стал вываливать собранную информацию на собравшуюся компанию.
— А я-то здесь причём?! — издал крик души Степаныч. — Меня-то на кой хрен будил, сволочь бессмертная?!
— Голова, — доходчиво стал загибать пальцы я. — Неслабый маг. И… — сделал я загадочное лицо.
— И? — заинтересовался Степаныч.
— А за компанию, — честно признался я.
— Скотина ты, Кащей. Редкостная, — выдал Голова.
— Стараюсь, — скромно ответил я.
— Вы, мужики, членами намерялись? — буркнула невыспавшаяся Лада.
— Да мы и не мерялись, вообще-то, — пожали мы со Степанычем плечами.
— Да?
— Да, — дружно покивали мы.
— Значит спросонья почудилось. Сволочь ты, Кащей! — на что все собравшиеся покивали.
— Какой есть. В общем, я вам новости сообщил. Мне они ни черта не нравятся, но что сделать — не знаю. Думайте.
— Да что-тут думать. Готовиться надо, чёрт знает к чему, — посетовала лоли-упыриха.
Вомпэрша натуральная, одна из первых металюдей Зеленюков, нахер порвавшая детскими ручками Лешего, ну и кучу каких-то типов пожиже в самом начале объявления нежити. Ну и вообще, легенды про Надежду Юрьевну, как уважительно обзывалась лолька, ходили эпичные. Я в первый раз увидел, что впечатлился — не сказать. Эфебофилией не страдаю и не наслаждаюсь, да и в плане небывальщины — парень из Меллорна ей точно фору даст. Но как человека — есть её за что уважать.
И, если подумать, она людей не гробит. А вроде енто вомперам надо. Ну, опять же, с упырями чёрт голову сломит, какие они. Но вполне возможно, что после бокала красненькой эта девочка с золотыми кудряшками меня в макрамэ завяжет — не исключённый вариант.
— И Меллорн оповестить. Говоришь, растворилось в небывальщине? — глянула на меня розовыми глазами лолька.
— Нет. Говорю, почувствовал, как удаляется, — уточнил я.
— Сеть небывальщины. Или чёрт знает что. Но надо…
— Надо — сами и рассказывайте! — возмутился я. — Меня там не любят, сволочи нетолерантные!
— Можно подумать меня — любят, — ехидно взглянула на меня Юрьевна.
— Тебе виднее, — изящно отмазался я. — Ладно, головной боли вам подкинул, — потянулся я, под горящими, восхищёнными моим всем взорами. — Пойду, кому-нибудь ещё благо нанесу и добро причиню. Со страшной силой! — уточнил я, довольный вываливаясь из кабинета.
Маринка же, бывшая третьей на совещании, по-моему, всё его и продремала. А я — молодец. Кто рано встаёт, тот не встаёт поздно и вообще, сам себя похвалил я, раз эти всякие стеснялись.
Ну ладно, а вообще — неприятно, но не моя головная боль, отмахнулся я от копошащихся мыслей. Если надуманная небывальщина присоединится к нечисти традиционной… Будет, конечно, похуже. Но не намного, а мне работа найдётся. И не сделаю я ничего, напомнил я откуда-то вылезшей совести. Не знаю ни черта потому что. Да и ведьмы не знают — не лезут в сеть небывальщины, после того как пара из них очень нехорошо померли.
И вообще, фиг со всякой фигнёй, рассуждал я, размещая полотенце с поняшей на почётном месте дома. Пусть будет. А которое с сисястой, но старшномордой тёткой, я оставил в кофре — может, пригодится для чего. Как минимум — почиститься! Потому что изгваздать меня бытие стремится с заслуживающим лучшего применения энтузиазмом!
И призадумался я, а куда дальше мне свои мощи беспокойные направить-то? Можно, конечно, объехать места известные дозором, на нервы всяким знакомым подействовать. Но душенька моя злодейская на данный момент вполне удовлетворена.
А значит, надо в место неизвестное наведаться, на новых людей посмотреть, себя красивого показать.
Так что присел я на сидение байка, развернул карту и стал её разглядывать. С результатом, а не как в прошлый раз. Ну, селения различной населённости — это понятно, как нибудь заеду, полюбуюсь. А вот на что меня натолкнуло полотенце с поняшей: стойбище кентавров. Или деревня, или кентаврище, как угодно назвать можно.
Данные металюди имели ярко выраженный “берсерк-мод”, причём нелёгкий и взрывной характер. Марь Васильевна, судя по рассказам, была святая, во плоти. Потому как, судя по описаниям, должна она сидеть в перекорёженной и гнутой приёмной, залитой кровишшей и замусоренной обломками костей незадачливых посетителей.
Да и один из кентаврячьего племени, регулярно мелькающий на рынке Зеленюков (единорогами торговал) редкий день проводил без развесёлого группового избиения. Группы избитых, почёсывая синяки, разбегались. Кентавр вздыхал и медитировал — йогой какой был до изменения. И общепризнанно считался САМЫМ вменяемым, кроме разве что Марь Васильевны, из всего их племени.