Плетеный человек
Шрифт:
А с “агрессией” выходило занятно. Я ведь её действительно к дубоголовым не проявлял. Вот вообще — моя возможная агрессия была направлена на возможно совершаемое действие. Ну а если чтоб прервать действие, возможно…
В общем, столь сложные построения ельфячье колдунство не расшифровывало, а прямые реакции у меня были как у доброго, хорошего Кащея.
— Чем заниматься думаешь? — этаким занятным образом проверяльщик обозначил, что “проверка пройдена”.
— На город посмотрю да дальше поеду, — ответил я.
— В бар зайди. Трезвый
— Денег ваших нет, да и…
— Напоят так, что на ногах не устоишь. За рассказы, а ты, видно, издалека. Я тоже после смены подойду, — чуть понизил голос дружинник.
Чуть не ответил: “усраться от щасья, непременно дождусь!” — но удержался. Я Кащей волевой.
А вообще — любопытное предложение. Можно же не только рассказывать, но и вопросы задавать. А под мухой и языками треплют охотнее, рассуждал я, двигая по довольно широкой улице, мощёной древесиной.
Домики были, кстати, вполне как у меня — явный металлический каркас от свай, ну и “обросли” деревом. Только “новострои”: старые дома булькали на дне реки.
Людей и металюдей особо не было, но довольно обычные, не перекорёженые злобные твари. А вот жизнью шибало звиздец как, и я кажется, знаю, чем занимаются горожане, которые не работают. И не на полшишечки, а на всю, хех.
А вообще — довольно занятно с половым трахом вышло. Казалось бы — вокруг звиздец, не до того… Да щаззз! Людям оказалось просто… нечего делать. И даже за год часть “нерушимых и скрепных” (про суфражисток даже не говорю) норм полетели к чертям. Привыкли к сети, в ящик пыриться, а этого нет. И оставались обычным работягам, а не авантюристам или фанатикам, только трах и пьянка в качестве досуга.
С пьянкой — не очень и поусердствуешь. Ну и понятно, да.
Моя кащеистая персона на фоне “среднего зеленюка”, например — аскет запредельный. Ну а в Дубах, которые Егорьевск… тут, скорее всего, без кровавых мозолей на характерных местах большинство местных только в силу регенеративного воздействия разлитого витала.
Пожалел я местных, не без иронии, да и забил. “Трезвый гнум” нарисовался рядом. Напоминал поворотными дверцами салун какой, ну и оповещал о своём существовании не только вывеской, но и громкими и не очень трезвыми голосами.
Так что поставил я байк у стенки, да и ввалился в это заведение. Внутри — салун салуном, два открытых яруса, бар во всю стену. Только девок танцующих не было — девки всех видов и типов квасили. Ну или вели философские беседы, но сидели за столиками.
Умеренно накурено, а народу рыл под две сотни. Людей половина, остальные металюди, типичный разброс. Оборачивалось около трети, но люди чаще гробились, чистая статистика.
В общем — всё вроде типично и нормально, рассудил я, топая к барной стойке с четырьмя барменами.
Мимоходом отметив забавный факт — роль официантов исполняли мелкие нечистики. Вряд ли домовые, но какой-то из подвидов домашней нечисти точно. Сновали с кружками и подносами, с деловым видом, этакие меховые колобки в передниках, с носярами-баклажанами.
А вот на меня народ не пырился особо. Трепались, занимались своими делами, воплей: “О, новенький! А давайте ему ввалим!” — не раздавалось.
Так что дотопал я до стойки, присел, получив кивок от гнома-бармена (подозреваю, стоящего за стойке на какой-нибудь бочке).
Тот не только кивнул, но и брякнул у меня перед носом литровую кружку пива. Не дожидаясь отстоя пены! Так что я просто башкой помотал:
— Не при деньгах.
— А откуда у новичка егорки? Шёл бы с торга — то от центра. А от ворот и так понятно. Первая — за счёт заведения, — ухмыльнулся в бороду подозрительно трезвый гном. — Но с тебя рассказ. Откуда, что творится.
— Вот пиво попробую, там и посмотрим, — резонно ответил я, снимая пробу.
Пиво неплохое, так что кивнул я и принялся байки нести. Врать напрямую мне… не стоило. Я сам по себе фактор “под надзором небывальщины”, в силу своей природы. Но байки или недоговорки — вполне допустимы.
И протрындел я минут сорок. К стойке подтянулся народ, кружка “от заведения” заменилась, как опустела, кружкой “от вон того типа”. Кружка от типа, кстати, отстоя пены и долива дождалась.
Но я тут не пиво хлебать пришёл, так что ополовинив кружку (для достоверности — “пересохшее горло”, да и неплохое), запросил я информацию по городу.
Мол, я тут ненадолго, бродяга я был в душе, а теперь и по жизни. Ну и самому интересно, да и собеседникам будущим.
— Кхм, — прокашлялся гном-бармен. — Ну слушай…
И рассказал этот гном довольно интересную историю, поддержанный выкриками и дополнениями “с мест”.
23. Память о прошлом
Ответов я на свои вопросы прямо — не получил. Но косвенно информации для размышления было до чёрта.
Итак, в Дубках, которые от бомбардировки, кстати, пострадали неслабо (река принесла много радости от разбомбленного выше по течению). Вдобавок с пейзанством было совсем тухло — деревни героически повымирали до конца, а полтора стойких деда и две с половиной стойкие бабки обеспечить пожрать не могли даже теоретически.
Жратва доставлялась рекой, а городок был складом-перезагрузкой, обслуживающим дамбу и ГЭС. Ну и верфи какие, больше ремонтные, чем производственные.
В общем, местные дубы оказались в вилке, которую и врагу не пожелаешь: река убивает, но зима. И отходить от неё… куда? В развалины деревенских домов?
В общем — мдя. Выпотрошили все склады, ловили рыбу, плюя на излучение — несмертельное, хоть и неприятное. А иначе с голодухи помрёшь.
Появилась, как и везде, нечисть, но вот тут, первый раз с конца, дубовчанам охренительно повезло. Сами они так не считали, рассказывая про ужосы с волосьями дыбом и обильными мужскими и скупыми женскими слезами.