Плод воображения
Шрифт:
Но тут дело обстояло иначе. Он понял это сразу же, как только прошел между двумя рядами почерневших деревянных идолов, распахнул незапертые двери и заглянул внутрь — сперва из чистого любопытства. Он увидел только беспорядочно разбросанные «вторичные материалы»: бумагу, пластик, дерево, папье-маше — в общем, бутафорию. Подлинные экспонаты то ли были вывезены, то ли их успели растащить на сувениры. Барский вряд ли получал бы удовольствие, имея дома, например, банку с заспиртованным зародышем обезьяны, но знал тех, кто получал бы. Кроме того, ему были ведомы и более предосудительные странности.
Большие зарешеченные окна музея заросли диким виноградом,
Барский поднялся на второй этаж и направился в крыло, охраняемое табличкой «Посторонним вход воспрещен» и отведенное под служебные помещения. Теперь тут не осталось «своих», а значит, не было и «посторонних» — таким образом преодолевалась одна из самых острых экзистенциальных проблем. Барский отметил это и расценил как хороший знак для него лично.
С первого взгляда было ясно, что директор отхватил себе недурной кабинет. Чего стоил один только огромный камин, который напоминал разинутую пасть мегалодона. Барский надеялся, что согреваться летними ночами не придется (хотя как знать — погода в городе, по некоторым сообщениям, отличалась необъяснимыми внесезонными колебаниями с удивительно четкой локализацией). Камин являлся частью антуража, который ему всегда нравился и в который он всегда стремился вписать свою повседневную жизнь. Старый письменный стол, очевидно, оказался настолько неподъемным, что его бросили, лишь чуть-чуть сдвинув с продавленных отметин. Сохранился даже диван с валиками и деревянной спинкой — совсем уж анахронизм. Из надорванной диванной туши торчали лохмотья чего-то рыжего, но Барский решил, что, поскольку это ложе находилось не в спальне и не в алькове, а также вряд ли служило смертным одром, оно ему подойдет. Обзор из окон кабинета был достаточно широким, а сам городской пейзаж не лишен приятности: просматривались аллеи большого парка на юге и уходящий вдаль проспект на западе.
Барский поздравил свою интуицию с находкой. Всё к лучшему — здесь ему нравилось больше, чем в отеле «Европейский». Оставалось дождаться мордастых ребят, называвшихся «командой» и напускавших на себя до смешного серьезный вид, из-за чего они смахивали на заигравшихся агентов какой-нибудь спецслужбы. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: эти вычислят его с помощью браслета. Барскому не слишком нравилось находиться под постоянным контролем, но не может же всё в этой жизни оставаться безоблачным.
Дожидаться он предпочел снаружи. Некоторое время он провел в парке, посиживая на скамейках, прогуливаясь между соснами и дыша целительно чистым воздухом. Но памяти воздух не исцелял. Барского посещали разные мысли, в том числе ненужные. Например, он подумал, что в таком месте можно и умереть спокойно. Если избавиться от браслета, труп найдут не скоро, если вообще найдут. Кстати, можно всё подготовить заранее и обставить как исчезновение. Тогда, вероятно, обойдется без ямы в земле или урны с прахом. Без переоблачений, посмертного прихорашивания, перетаскивания тела, похорон, катафалков, прощаний, венков, свечек, панихид, лицемерных надгробных речей и запоздалых признаний в вечном уважении и дружбе, о которых при жизни даже не подозреваешь. А может, попросту вскрыть себе вены в кабинете? Но тогда эта гнида Розовский прибежит первым и займется некрофилией. Такому только дай дорваться до покойника с историей, и потом можешь сколько угодно кувыркаться в гробу — будет поздно. Нет, этого допустить нельзя. Только бесследное и окончательное исчезновение…
Барский вдруг поймал себя на том, что обдумывает всё это вполне серьезно, как программу действий, а не загул воображения, склонного к черному юмору. Хуже всего, что он ничего не почувствовал — ни страха, ни сожаления. Только гипнотизирующее притяжение последней тишины. Нельзя ему поддаваться. Оказывается, искушать можно и так. Тут дело в обрамлении: одно дело пустыня и Диавол с его штучками, другое — сосны, уходящие верхушками в глубокое синее небо, и мигание в вышине первых звезд, как маяков, обещающих безболезненный путь к гаваням вечного покоя…
Он с трудом стряхнул с себя наваждение. За этим не нужно было ехать сюда. Он мог найти сотни подобных мест, не ввязываясь в крысиные гонки с молодняком. А раз уж ввязался, придется пройти всю дистанцию до конца. И посмотрим, у кого крепче дыхалка.
Получив в свое распоряжение компьютер, он без внешних признаков нетерпения дождался, пока оба курьера свалят. Проводив взглядом красные задние огни микроавтобуса, умчавшегося по проспекту, Барский направился к столу и несколько минут сидел, стараясь до капли исчерпать предвкушение. Это был знаковый для него момент. Еще никто такого не делал. Всё, что было раньше — обкатка на условных персонажах, — не шло ни в какое сравнение с открывшимися здесь возможностями.
Он медленно вытащил из кармана кисет с табаком и принялся набивать трубку. Первое ароматное облако всплыло к потолку уже в почти полной темноте. Свет падал только от звезд снаружи и с экрана ноутбука. Барский достал флэш-накопитель и вставил его в порт. Среди приличного количества маскирующего материала он нашел самораскрывающийся файл под именем devil_junior и нажал клавишу «Enter».
Пока шла установка, он сидел и думал, что делал бы без компьютера. Или что будет делать, если эти пастухи из «команды» обнаружат софт и сочтут его недозволенным. А какого, собственно, хрена? Тогда и посмотрим.
Когда установка завершилась, он начал вводить исходные данные.
Программа была адаптирована одним старым приятелем Барского по его просьбе и для его же, Барского, специфических целей. Этот хороший приятель лет пятнадцать прожил в Кремниевой долине, где занимался разработкой программного обеспечения для аналитических подразделений ФБР и некоторых контролируемых этой конторой исследовательских организаций, но потерял работу, как он утверждал, в результате экономического кризиса и, как подозревал Барский, из-за ряда очень личных проблем.
Понятное дело, на родину этот незаменимый человек вернулся не пустым и, что самое приятное, умудрился не нарушить при этом ни одной статьи федерального законодательства. Если бы Барский знал, сколь многое можно спрятать в Сети, он бы сильно удивился. Но он был далек от этих игрищ, целиком поглощенный собственными — как ему казалось, гораздо более «человеческими».
В объяснения добросовестного приятеля он даже не пытался вникнуть — вся эта галиматья насчет «многофакторного анализа» и «нелинейных алгоритмов высокого уровня» была для него китайской грамотой. Его интересовал результат, который и впрямь оказался впечатляющим. К тому времени Барский уже осознавал, что вскоре превратится в анахронизм и останется без работы со своими безнадежно устаревшими методами «творчества», а после демонстрации возможностей программы его подозрения превратились в уверенность.