Плоды зимы
Шрифт:
— До свиданья, папа. До свиданья… Берегите себя.
Она надевает пальто, берет сумку, перебрасывает ремень через плечо и протягивает руку Полю, который приподнимается на стуле.
Прежде чем закрыть за собою дверь, Франсуаза бросает прощальный взгляд на отца, взгляд очень нежный. Глаза у нее блестят сильнее обычного.
Едва она переступает порог, Жюльен опускается на стул, с которого она встала, и кладет скрещенные руки на стол.
— Так о чем же ты хотел поговорить? — спрашивает он сводного
— Раз ты так торопишься уехать, нам придется побеседовать о вещах, о которых надо было бы заводить разговор не сейчас, а через день или два.
— Это верно, — подтверждает отец. — Но потолковать все-таки надо будет.
— Конечно, но не теперь, — говорит Жюльен.
Короткое молчание. Отец не спускает глаз с сыновей, он боится, как бы они не вцепились друг другу в горло.
— Я хочу сказать совсем простую вещь, — начинает Поль. — Отец не может жить один. Ему надо переселиться к нам, а об остальном, думаю, договоримся…
Отец привстает на стуле. Протестующе машет рукой.
— Не может быть и речи, чтобы я уехал из этого дома… — говорит он твердо. — Если никто не хочет мне помочь, то и я ни в ком не нуждаюсь!
Последние слова старик почти выкрикивает. Он чувствует, что силы его на пределе, и спешит добавить:
— Если надо уладить дела по наследству в связи со смертью матери, то пусть этим займется нотариус. Я в бумагах ничего не смыслю, но, надеюсь, у меня хватит средств, чтобы дотянуть до конца, ни к кому не обращаясь за помощью… А если я доживу до весны, то руки у меня еще есть, я смогу возделать свой огород.
Его большая ладонь с силой опускается на стол, и стаканы звенят.
— Не кричи, — говорит Жюльен, — а то закашляешься.
Отец с удивлением глядит на него. Так всегда говорила мать, и Жюльен произнес эти слова с той же интонацией.
Поль допивает вино, гасит в медной пепельнице окурок и встает.
— Коли так, — говорит он, — больше нам толковать не о чем. И все же кое-какие дела предстоит уладить.
— Если ты имеешь в виду похороны, — говорит Жюльен, — не беспокойся, я уплачу свою долю.
Поль в ответ только пожимает плечами, а отец поспешно говорит:
— За похороны я уплачу сам. Я еще не нищий.
— Конечно, не нищий, — подхватывает Жюльен. — Я даже думаю, что, если тебе нужны деньги, ты вполне можешь продать дом, где булочная, и нанять кого-нибудь, чтобы за тобой ходили.
Отец уже собирается сказать, что он ни за что на свете не продаст свой дом, но Поль опережает его. Со злобной усмешкой он говорит:
— Вот этого я и ждал. Продать, чтобы есть досыта. Вот так и рассуждают представители богемы и коммунисты!
Вскочив с места, Жюльен кричит:
— Представители богемы плюют, а коммунисты чихают на таких, как ты!
— Жюльен! — кричит отец.
Но Жюльен не слушает. Пока
— Уж лучше остаться без гроша, чем дрыхнуть на мешках с деньгами, заработанными на сделках с фрицами.
Отец видит, как искажается лицо Поля. Видит, как тот сжимает кулаки. Наступает молчание, отцу оно кажется нескончаемым, потом тихим голосом, который едва слышен, потому что кухня еще дрожит от его гневного крика, Жюльен добавляет:
— Мне стыдно, что я так кричал в доме, где только что скончалась мама, но я не желаю терпеть твоих насмешек. То, что я делаю, тебя не касается.
Поль по-прежнему очень бледен. Он бросает на отца взгляд, полный ненависти. Резким движением отодвигает стул, и спинка его ударяется о край стола. Потом идет к двери, отворяет ее и уже с порога бросает:
— Спокойной ночи, отец.
— Поль! — кричит старик.
Но дверь хлопает, слышны только быстрые шаги Поля по ступенькам крыльца.
Отец ждет. Он надеется, что Поль вернется, надеется, что Жюльен откроет дверь и позовет брата. Но Жюльен медленно садится и кладет на стол дрожащие руки.
— Прости меня, папа… Но… но…
Он замолкает. Отец тоже с минуту молчит, потом, убедившись, что Жюльен не собирается говорить и что из темного сада тоже не доносится ни звука, медленно произносит:
— Теперь я знаю, что мне остается. Околеть… Околеть совсем одному… И как можно скорее. А когда это случится, вы, конечно, не сумеете столковаться, разбазарите все имущество, а деньги поделите… Выходит, мы, мать и я, всю жизнь гнули спину для того, чтобы сыновья все промотали и проели в несколько месяцев. Вот… Вот чем все кончится… И, будь спокоен, этого не долго ждать.
Старик умолкает… Жюльен смотрит на него. И отец видит, что глаза сына полны слез; и тогда отец, только что ощущавший в себе силы и желание приструнить непокорного сына, тоже начинает плакать. Жюльен невнятно бормочет:
— Бедный ты мой папа… Бедный ты мой…
Старик сморкается, кашляет.
— Хочешь, я останусь до утра? — спрашивает Жюльен.
Отец готов крикнуть: «Да. Оставайся вместе с женою. И не только до утра. Если вы останетесь, я вам все отдам. Все. Но я не могу жить один».
Он готов это крикнуть, но знает, что если крикнет, то снова расплачется. И тогда, собрав последние силы, взяв себя в руки, он говорит твердым и спокойным голосом:
— Нет… Тебя ждет жена. Ты должен идти к ней… И работать ради малыша, которого твоя бедная мама так мечтала увидеть… А я, я больше ни в ком не нуждаюсь… Никто ни в ком не нуждается… чтобы уйти туда, куда я иду.
Часть пятая Одинокий путь