Плохая кровь
Шрифт:
– О, ради Бо...
– Заткнись, Бобби. – Д'Урсо одернул его, как шавку. – Нет никакого риска, Мишель. Просто деловое чутье. Возьмем, например, автомобильный бизнес. Японские автомобили всегда продавались у нас по дешевке, но японцы поумнели и подняли цены. И что воспоследовало?
– Я не знаю, Джон. Что?
– Импортеры стали ввозить более дешевые машины из Кореи. Это, солнышко, закон рынка. Урвать что-то по самой выгодной цене.
– Ну, Джон, – всхлипнула она, – тут же не автомобили.
– Ну ладно, давай поговорим о твоих нянечках.
– Да, Джон, да, но ты не понимаешь, – всхлипы усилились, – у японских девушек свой отпечаток. Люди хотят иметь их у себя дома, они шикарные, в них есть шарм. Но подросшие дети войны из Вьетнама, Лаоса, Камбоджи? Не надо, Джон. Их не так-то легко будет пристроить. Японок они не заменят.
– За чем все эти дамы обращаются к тебе, Мишель? За японским колоритом или за нянечками? Поверь мне: по хорошей цене они разберут и детей войны.
– Не знаю; Джон. У меня и с японками хлопот полон рот, чтобы держать их под контролем. А эти новые девчонки – кто может сказать, какие они? Только лишняя морока. Я бы выждала немного, прежде чем что-то менять.
– Ты, Мишель, все принимаешь слишком близко к сердцу. – Мистеру Груви не терпелось вставить свое веское слово. – Думаешь, только яки следят за твоими девицами? Наплюй на них. Нам они на фиг не нужны. Твои девицы не разбегутся, поверь; и даже когда яки скроются в тумане, наши ребята чудненько наведут там свои порядки.
– Бобби, – сказала она, – они ведь не дуры. И некоторые начинают понимать, что их здорово надули. У всех девчонок масса возможностей смыться. Они ведь не на цепи сидят. И деньги у них есть...
– Те карманные деньги, которые им даются? Далеко ли на них уедешь? Даже если они и решатся свалить – куда им деваться без вида на жительство и паспорта? Очнись, Мишель. И потом, большинство твоих девчонок в общем-то вполне счастливы. Вот ребята с фабрики – те доставляют нам массу хлопот.
– Да неужто? Может, ты запамятовал, что одна из моих девчонок удрала с любовником и ее пришил твой дружок Масиро?
Тоцци затаил дыхание. Ах, черт возьми, имя; еще раз, пожалуйста.
– Он мне не дружок.
– Когда я вспоминаю те заголовки насчет «жука смерти», меня по ночам мучают кошмары. До сих пор. Я все жду, когда в газетах появится ее фотография. И тогда что я скажу семье, где она работала, а? Боже Всевышний, у меня внутри все так и переворачивается.
– Солнышко, сколько раз можно тебе повторять, что никаких фотографий в газетах не появится, – сказал Д'Урсо. – Будь у них фотография, они давно бы уже ее пустили в ход.
– Как ты можешь, черт тебя побери, оставаться таким спокойным? – простонала она. – Ты ведешь себя так, словно ничего и не случилось. Я вся извелась от страха.
С минуту все молчали.
– Я знаю, что ты боишься, – спокойно промолвил Д'Урсо. – Но на самом деле ты ведь боишься старикана, правда?
– Конечно, я боюсь старикана, – произнесла она громким шепотом. – Джон, ты нарушил его прямой приказ. Он велел тебе не делать из девушек проституток, а ты ослушался и гнешь свое. Что, если он узнает о твоем борделе в Атлантик-Сити?
– Ну предположим – и что тогда?
– Он велел тебе не делать из них проституток, Джон! Джон, он босс! Он тебе велел, а ты ослушался.
– О Боже Всемилостивый! – завопил Бобби. – Они же поганые рабы. Мы с ними можем делать все, что душа пожелает.
Мишель резко повернулась к нему.
– Кармине Антонелли только на первый взгляд похож на доброго старого дедушку, Бобби. Если ты перейдешь ему дорогу, он вырежет из тебя сердце и съест его на завтрак, и ты это отлично знаешь. Он нас всех убьет. Он это сделает, А моя девочка? Боже! Аманда! Ее тоже, Бобби! Антонелли все равно! Он и ее прикажет убить!
У Тоцци пересохло во рту. Трудно было поверить в то, что он сейчас услышал, но ведь панк открыл рот и сказал это. Мафия ввозит рабов. Господи Иисусе Христе! Тоцци решил выползти из клумб и убраться подальше, пока его не засекли здесь, в грязи. Подумают, что он подслушивал, а такие ребята, как Д'Урсо, вряд ли станут морочить себе голову презумпцией невиновности. Тоцци заполз за угол дома, а Д'Урсо тем временем пытался успокоить свою истеричку-жену. Насколько Тоцци мог слышать, без особого успеха.
Д'Урсо остался на веранде один. Мишель пошла в дом умыться. Бобби тоже удалился – взять «бабки» или еще за чем-нибудь. Д'Урсо глянул вниз, туда, где солнце отражалось в воде бассейна, и вдруг подумал, что пора бы чертовым рабочим явиться и спустить воду. Уже октябрь, прах его дери. Почему Мишель не позвала рабочих? Что за чертовщина творится с ней? Она что, ослепла? Д'Урсо хотел было уже пойти в дом и наорать на нее, но вовремя одумался. Она и так уже дошла до ручки. Лучше ее не трогать. Д'Урсо потянулся через стол за кофейником, собираясь налить себе еще полчашечки, и тут услышал, как за его спиной заскользила стеклянная дверь.
– Папа!
– Эй! Вот и моя девочка.
Трехлетняя дочь Д'Урсо, Аманда, протопала по веранде и уселась к нему на колени. Обняла за шею, крепко сжала губки и звонко поцеловала, чмокнув в нос. Д'Урсо прижал ее к себе и приласкал. Опять на ней спортивный костюмчик. Какого Черта Мишель никогда на нее на наденет платьице?
Потом он заметил Рэйко – девушка стояла в дверях, и ее прекрасные волосы рассыпались по спине. Эти японские девушки, бывает, просто лезут к тебе в душу. Вот и Рэйко – такую красавицу редко встретишь. Спорим, она ничем не хуже той японской braciole, которую он имел в борделе Хамабути в Нью-Йорке. Надо бы этот вопрос разъяснить. Она бы неплохо смотрелась там, в Атлантик-Сити.