Плохиш
Шрифт:
– Ну, значит, и в ответе ты особо не нуждаешься,– произнес Валера со своей койки. – Поэтому я лучше промолчу. Пусть это будет сюрпризом.
Ага, классно. Теперь в моей голове роились совсем другие мысли. Вот стало просто жизненно необходимо узнать, гей он или нет. Но тут нужно подумать, а так ли мне нужна эта информация? Через неделю мы друг с другом попрощаемся, еще через пару дней забудем о существовании друг друга. Так зачем париться? Нужно просто свести общение к минимуму. Хотя Валера вроде как слишком разговорчивый. Это я решил отгородиться от всего мира из-за жалости к
Но мне интересно. Валера, в принципе, очень даже в моем вкусе – стройный, даже хрупкий, симпатичный. Его голос пронизывает до костей, а в глазах можно утонуть. Впервые я ощутил такие чувства по отношению к другому человеку и это меня, если быть до конца честным, пугает. К Вите я подобного не испытывал. Больше привязанность, чем чувства. Это я уже давно понял, но сам себе вбил в голову, что люблю. Но любви нет. Я не чувствовал мурашек от его голоса, прикосновений, поцелуев, я не хотел тонуть в его глазах, объятиях. Я не чувствовал тепла.
Я и тут его не чувствую. Только мурашки. Это пугает. Я не хочу об этом думать. Не хочу, не хочу, не хочу.
– А у тебя есть кто-нибудь?
Поражаюсь умению моего нового соседа вырывать меня из океана мыслей. Стоит только этому низкому хриплому голосу что-то ляпнуть, как все мое тело говорить мне “до свидания”. Оно больше ничего не хочет, оно хочет слушать этот голос. Так странно, такой стройный, а голос низкий и хриплый, будто у какого-то перекаченного качка. Такое бывает вообще? Я вот вроде бы больше тшедушного соседа, а таким проникновенным голосом не обладаю. Везет же некоторым.
– Нет, никого нет. Был человек, но это в прошлом, – ответил я.
– Ты любил?
– Не знаю, – и зачем я вообще отвечаю? Сам же хотел отрешиться от всего, но не получается. Это происходит само по себе. – Наверное.
– А тебя любили?
– Нет. Но я был уверен, что да.
– Это больно. Больно, когда ты любишь, а в ответ не получаешь ничего. Еще больнее, когда обманываешься в своих чувствах. Или в чужих. Да, наверное, обмануться в чужих чувствах намного больнее. Свои собственные обманы можно пережить.
– А ты?
– А что я? Я не любил еще. Есть человек, который мне нравится, но это, скорее, привязанность, чем настоящее чувство. Да и ко мне этот человек относится как к другу. Я большего и не требую.
Как умело он обходит тему пола своего избранника или избранницы. Говорит “этот человек”, а не он или она. А мне бы хотелось, чтобы это был “он”? Или мне вообще все равно? Мне кажется, я еще сильнее запутался.
2.
За месяц, проведенный в больнице, я выяснил несколько фактов: первый – медсестры частенько спят на дежурствах, а значит можно спокойно покинуть палату среди ночи, если только ты не подключен к аппаратам; второе – курить лучше на черной лестнице, ведущей в подвальное помещение; третье – гулять по парку днем – вообще не удовольствие.
Мне уже давно было разрешено выходить гулять на свежий воздух, но первое, что я сделал, как только мне разрешили более-менее свободно передвигаться – пошел курить. Грохулся в обморок прямо на лестнице, чудом избежав нового сотрясения. Меня
Сегодня мне лично попросили прогуляться, но не одному. Сказали, чтобы я выгулял Валеру. Он что, собака, что нужно выгуливать по часам? Лечащий врач хохотнул от моего сравнения, но объяснил, что парню нужно двигаться, чтобы не было спаек. Что это такое и с чем его едят я выяснять не собирался, поэтому вздохнул и согласился открыть для Валеры дивный новый мир больничного парка.
Передвигался парень со скоростью бешеной улитки, поэтому пройти путь от нашей палаты до лифта мы смогли только минут за двадцать. За это время я успел обматерить (мысленно, конечно) весь персонал больницы, заставивший меня стать поводырем для Валеры. Сам, что ли, погулять не может?
– Прости, Шурик, – виновато выстанывал Валера, опираясь на стену и с трудом передвигая ноги. – Но действительно очень больно идти.
– Саня, – поправил я. – Ну раз больно, сидел бы в палате, чего нужно было переться на улицу?
– Спайки, – многозначительно произнес Валера, хотя я очень сильно сомневаюсь, что он вообще знал, что именно обозначает это слово. – Надо двигаться.
– Рукой бы подвигал, – хмыкнул я, но потом осекся. Ни к чему вот эти пошлые шуточки, парню действительно больно. Я ведь видел, как он морщился от каждого движения.
В лифте хотя бы ходить не надо. Я облокотился на поручень у стенки. Валера устало выдохнул и уткнулся головой мне в грудь. Я прифигел от такого наглого вторжения в мое личное пространство.
– Эй, ты чего? – я потрогал парня за плечо. – Ты там че, сдохнуть собрался? Слышь, я за твой труп отвечать не собираюсь.
– Я просто устал, Шурик, – вяло пробормотал парень мне в грудь. От его горячего дыхания на моей коже проскакал веселый табун мурашек.
– Саня, – машинально поправил я. – Говорил же, сиди в палате.
– Нет. Ты же рядышком будешь, с тобой не страшно.
Матерь Божья! Святые суслики! Не страшно ему со мной! Да ты еще и представить не можешь, как от меня улепетывали именно по причине страха остаться со мной! Я же зло, исчадье ада и так далее по списку.
– Я не собираюсь быть с тобой рядышком, – проворчал я. Валера все еще не отлипал от меня, и это даже стало как-то приятно, что ли. Я даже погладил его по плечу. – Ладно, только если немного, окей? Не грохнись только в обморок, мне тяжести поднимать нельзя.
– А я не тяжелый, – голос парня повеселел, но лоб с моей груди он не убрал.
– Мне все равно, – буркнул я. – Сказал же, тащить не буду!
– Хорошо, Шурик.
– Саня.
Путь от лифта до парка был уже повеселее. Валера оперся на мое плечо, я поддерживал его за талию. Какой же он все-таки худой! Его же пальцами можно обхватить за пояс. И легкий, действительно, как пушинка. Вот если его откормить как следует, погонять немного в зале, то выйдет очень даже ничего. Будет девчонок штабелями укладывать. Тем более что и внешне он очень даже симпатичный, если убрать глубокие синяки под глазами и впавшие щеки.