Плохо быть богатой
Шрифт:
Миссис Фред Кочина была не просто женой полицейского – многие знали Шэрон как доктора медицины, уважаемого психиатра, успешно практикующего под своим девичьим именем – Шэрон Мэдфорд.
Казалось бы, грузный детектив с картофелиной вместо носа и высоченная женщина-лошадь – существа довольно бесполые, однако их отношения отличала особая магия. Даже после долгих лет супружества их сексуальная жизнь была настолько ярка и разнообразна, что могла вызвать зависть у многих молодых.
– Так-так, давай-ка вернемся к началу, – мягко, но настойчиво проговорила Шэрон. Где-то в глубине квартиры
– Вы, психиатры, не перестаете меня удивлять, – покачал головой Кочина. – Да он просто чудовище. Иначе и быть не может. Кто же еще способен на подобное?
Она провела пальцем по краю банки с пивом, которую держала в руках, с наслаждением отпила глоток и спокойно посмотрела на мужа.
– Психиатры редко дают оценочные суждения, ты это знаешь. Различие между добром и злом – это проблема церкви и человека лично.
Несмотря на расхождения во взглядах, Кочина смотрел на жену влюбленными глазами. Подчас его выводили из себя ее рассуждения, но ни с кем другим эти проблемы он обсуждать бы не стал. Неважно, что люди видят в ней прежде всего гигантское плоскогрудое существо женского пола с ногами-тумбами и торсом баскетболистки. Любовь слепа. Для Фреда Кочины она самая прекрасная и желанная женщина в мире.
– Значит, ты не считаешь его чудовищем?
– Профессионально? – Шэрон, нахмурившись, уставилась на банку с пивом. – Нет. Он не чудовище, – она покачала головой, – и не воплощение зла. Его нельзя даже назвать „плохим" в том смысле, в каком это слово употребляется в учебниках.
Он помолчал, рука, державшая банку с пивом, застыла на полпути ко рту:
– Тогда кто же он?
– Больной, – ответила она просто.
– Вот уж поистине слово психиатра! – колко заметил он. – И все же я не могу с тобой согласиться.
– Да я этого и не требую. – Она сухо улыбнулась.
– Ты полицейский, и ты смотришь на вещи с другой стороны.
– Да ладно, говори, что знаешь. – Он последним долгим глотком опорожнил банку, скомкал ее и нахмурился, как бы прислушиваясь к голосу Билли Холидей, затем испытующе посмотрел на жену. – Хорошо. Ты высказала мне точку зрения доктора Шэрон Мэдфорд, теперь скажи, что ты думаешь об этом лично? Что думает Шэрон Кочина?
Она задумчиво подняла на него глаза.
– Лично я… – вздохнула женщина, – что ж, я вынуждена согласиться с тобой. Конечно, это чудовище и порождение зла, и его необходимо изолировать от людей навечно. Тут уж ничего не попишешь. – Она смущенно улыбнулась. – Я ведь тоже всего лишь человек, – пожав плечами, как бы виновато объяснила Шэрон. – Хоть на том спасибо.
Забрав у мужа смятую банку, Шэрон поднялась, чтобы принести с кухни пару новых. Вернувшись в комнату, она открыла банку, громко щелкнув крышкой, и они заговорили о других случаях нашумевших убийств.
– Ты неверно все воспринимаешь, Фред. – Шэрон опять неодобрительно покачала головой. – Этот самый „Сын Сэма", этот убийца из Калифорнии, – вовсе не зло само по себе. Просто он не похож на нас с тобой, как и на большинство других людей. Что-то жуткое, больное в их душах заставляет их совершать эти ужасные вещи. Если как следует покопаться в их прошлом, выяснится, что когда-то давным-давно они пережили ужасные страдания. Когда-то в юношеские годы их… э-э… умственно уничтожили, разрушили.
– Ну, а этот любитель скальпов? Что доктор Мэдфорд может сказать о нем?
Она вздохнула.
– Полицейские психиатры изучают почерк преступления? – Шэрон метнула на него вопросительный взгляд.
– Да, – кивнул он. – Но твоему мнению я доверяю больше.
– Очень мило, хотя и довольно глупо. По мне судить нельзя. Психиатры и психологи – народ особый, ты же знаешь. Как нельзя сравнивать результаты работы одного из них с тем, чего добился другой. По-твоему, я просто псих. Иногда я сама удивляюсь…
– Ну? – мягко попытался он вернуть ее к теме. – Этот любитель скальпов…
Она нахмурилась.
– Судя по тому, что ты рассказал мне, – Шэрон тщательно подбирала слова, – я бы рискнула предположить, что его сильно третировали в годы формирования его личности.
– Женщина?
– Возможно, но опять же не обязательно. Помни, мы ничего конкретно о нем не знаем. Мы можем только предполагать, а кто как не полицейский, лучше всех знает, насколько опасны бывают предположения.
– Да, – он невесело рассмеялся, – но это все же лучше, чем ничего.
– Это тоже еще неясно.
Кочина смотрел, как жена поднесла к губам банку с пивом, отпила из нее, а затем утерла рот рукавом. В том, как она тянула пиво прямо из банки, не было ничего женского. Едва ли эту манеру можно было отнести и на счет ее профессии. Она проделывала это с удовольствием, как парень: каждое движение исполнено уверенности, ни намека на кокетство или изысканность. Именно это он в ней и любил – откровенную уверенность, свободное от всякой ерунды умение быть самой собой.
– Ты считаешь, – спросил он медленно, – что этот парень убивал и скальпировал ради забавы?
– Ради забавы? – Она наклонилась вперед и резко поставила банку с пивом на кофейный столик среди мерцающих свечей. – Ради забавы? – еще раз повторила она, словно боясь, что неверно его расслышала. – Ты хочешь сказать, для развлечения? Да ни в коем случае. Возможно, внешне это выглядит именно так, однако внешность обманчива. У меня нет ни малейших сомнений: этого парня что-то мучает, Фред. Его тянет к насильственному превышению предела допустимого, как других людей тянет к успеху.
– О да! – Его губы скривились в насмешливой улыбке. – Но между ними есть одно существенное различие.
– И есть, и нет.
– Да можешь ты хотя бы признать, что мы говорим сейчас о психопате?
– Гм-м… – Ее густые брови сошлись на переносице в серьезной сосредоточенности, придающей ей особую вдумчивость и осторожность.
Ну просто Верховный судья, подумал Фред. Не хватает только мантии и молотка.
– Ты, конечно, можешь так его называть, – признала она наконец, – хотя профессионалы скорее сочтут его социопатом.