Чтение онлайн

на главную

Жанры

Площадь Диамант
Шрифт:

На другой день в парке я взяла и рассказала про это женщине, которая села рядом со мной на скамейке полюбоваться розами. У меня, говорю, было сорок голубей, нет, сорок пар, восемьдесят, значит. И всех пород. Одни с шелковым галстучком, у других перышки будто зачесаны сзаду наперед, будто взяты из той страны, где все навыворот… Дутыши, павлины, белые, кремовые, черные, пятнистые, с хохолком, с капюшонами, с челкой завитой, которая шла от головы к клюву, даже глаза закрывала. И еще в крапинку, цвета кофе с молоком. И все жили в голубятне на манер башенки, куда вела винтовая лестница, крытая, а в башенке были окошки, узкие и высокие, у каждого оконца сидела голубка на яйцах, а голубь, который ей на смену, сидел на подоконнике. Издалека эта башенка, как колонна, обвитая голубями, и не знаешь, то ли они из мрамора, то ли из какого камня, а на самом деле — настоящие, живые. Из окошек голуби вверх не поднимались, только — с крыши. Взмоют в небо, ну скажи — венок из перьев и клювиков. А в войну в голубятню бомба попала, и конец — как не было.

Эта женщина, ясное дело, рассказала другой, а та еще кому-то, и пошло, и пошло. Только я появлюсь, они друг другу на ухо — вон та сеньора с голубями… А многие,

кто прослышал про моих голубей, допытывались: так всех разом и поубивало? Между собой говорили, что у меня в мыслях одни голуби, мол, сама признавалась, а тем, кто еще ничего про это не знал, рассказывали, что муж построил мне особенную башенку для голубей, и она была, как облако в раю. Когда у женщин в парке заходил обо мне разговор — не обо мне, конечно, а о той, какую я им выдумала, — они ахали: вот поди, все по голубям своим тоскует, да по башенке с оконцами высокими…

В парки я шла улицами, где потише и нет машин. У меня от них голова кружилась. Иной раз приходилось большой крюк делать, лишь бы не по шумным улицам. Облюбую какой-нибудь парк и хожу в него разными дорогами, чтоб не наскучило. Возле некоторых домов, которые мне чем-то нравились, всегда остановлюсь — разгляжу все до мелочи, а потом вспоминаю, что там и как, с закрытыми глазами. А если где окно распахнуто и людей нет, смотрела, что внутри. Иду, бывало, и думаю: интересно, открыто ли окно, где черное пианино? Интересно, открыта ли дверь, где свечи горят? Стоят ли по-прежнему горшки с большими зелеными листьями на улице у тех дверей, где все в белом мраморе? И как там дом в саду, бьет ли вода из фонтанчика, облицованного синей плиткой? В дождливый день какое гулянье, а я не могла, уходила из дому, хоть дождь, хоть что. В парке, конечно, ни души, и я, если дождик мелкий, постелю газеты на скамью и сижу под зонтиком. Сижу-смотрю как листья кружатся, как лепестки падают и цветка — нет. Пройдет время и я иду обратно, если по дороге дождь припустит, я — ничего, даже нравилось, и домой не спешила… И даже в такую погоду непременно остановлюсь у дверей — если иду мимо того дома, где все в белом мраморе и горшки с большими листьями под дождь выставлены. Знала, у какого растения листья недавно обрезали, у какого в рост пошли. Моросит, улицы пустые, а я — не тороплюсь. И оттого, что сердцем примечала всякую безделицу, всякую мелочь, размякла, как инжир переспелый, чуть что — в слезы. В рукаве всегда платок — на всякий случай.

XLIV

Как-то после ужина, когда сын собрался к себе, Антони попросил его посидеть с нами: надо, говорит, потолковать кое о чем. Я уже убрала со стола, скатерть постелила и посередине поставила ту вазу с женщинами в прозрачных одеждах, с волосами распущенными. Цветы в ней сменила, вместо роз и ромашек — они совсем выцвели, запылились — купила тюльпаны и веточки миндаля. Вот тут Антони и говорит моему сыну, что хотел бы знать, думал он или нет, кем быть, когда взрослым станет. Раз, говорит, ты учишься с охотой, хорошо, так может, и дальше тебе учиться, в большие люди выйдешь. Есть время подумать, выбрать безо всякой спешки, с ответом не торопиться, времени полно, с запасом. Мальчик слушает, глаза опустил, а когда Антони-отец замолчал, он поднял голову, глянул сперва на меня, потом на него, и сказал: мне думать нечего, я уже все решил. Ни на кого я учиться дальше школы не пойду, и учусь пока с полным удовольствием, ума набираюсь, потому что неученый человек что доска неотесанная. И напоследок сказал, что ему нравится отцовское дело и что он хочет только одного — стать когда-нибудь хозяином этой лавки. Зачем, говорит, мне трогаться из дому, придет время — вы состаритесь, и понадобится помощник. Антони-отец отщипнул кусочек мха в цветах и стал скатывать шарик. А потом сказал: хочу, чтобы ты знал наперед — будешь хозяином нашей лавки, с голоду не помрешь, но славы ждать неоткуда. Ты, говорит, наверно, — а сам все шарик катает, — делаешь это ради меня, так что разговор у нас не окончен и времени думать сколько угодно. Зачем потом жалеть, досадовать, мол, наговорил, не подумавши, лишь бы отцу приятно. И сказал, что он, то есть Антони-отец, давно понял, что он, то есть мой сын — головастый, дельный и добьется чего хочет. А сын наш слушает, губы сжаты и между бровями две морщинки легли — нахмурился. Нахмурился и заговорил — я не маленький, понимаю, что говорю и делаю и почему говорю и делаю. Повторил это раза два, помню, или больше, и чувствую — злится. Ты скажи, такой молчаливый, послушный, а тут разозлился. И перед тем, как заговорить, тоже взял и отщипнул кусочек мха, да с таким сердцем, чуть вазу с цветами не опрокинул! Уже не один, значит, а оба катают эти шарики. Я, говорит, давно решил, что буду вам помогать, заниматься тем же, чем и вы, чтобы у нас торговля шла еще лучше. Мне это все по нраву. Потом бросил на ходу — спокойной ночи, и пошел к себе. А мы с Антони, идем друг за другом в спальню и он все бормочет: я этого не стою, я этого не стою… Но под конец сказал, что стань Тони врачом или архитектором, он бы очень гордился, что вот помог вывести его в люди.

Мы всегда за ширмой раздевались, у нас не было привычки, чтобы одежда висела на стульях. За ширмой стоял табурет и вешалка. Антони выходил в пижаме, а я следом за ним или вперед — в ночной рубашке на все пуговички застегнутой у воротника и на манжетах. Антони в самые первые дни рассказал, что от матери перенял эту привычку раздеваться за ширмой. Материал на ширме собран в мелкую складочку и натянут на металлические планки — снимай и стирай, когда надо. Красивый небесно-голубой, а по нему белые ромашки россыпью.

В те годы сон у меня был чуткий, тревожный. Спать спала, но под утро непременно просыпалась и вставала, чтобы водички глотнуть, а в это время всегда первая повозка проезжала мимо нашего дома. Как напьюсь, обязательно пойду-послушаю, спят ли дети. А куда потом — не знаю, пройду через шторку и начну — туда-сюда по всей лавке. Суну руку в какой-нибудь мешок с зерном. Чаще — в маис, он у самых дверей стоял. Суну руку, вытащу горсть желтых зерен с белыми кончиками, раскрою пальцы и сыплю зерна дождем. Так по нескольку раз. А потом принюхиваюсь

к руке, вообще к запахам принюхиваюсь. От света из кухни — я там лампочку не гасила — поблескивали крышки ящиков с фигурной лапшой — звездочки, кружочки, буковки… И банки стеклянные блестели. Со светлыми маслинами и с черными оливками, сморщенными, точно им сто лет. Я возьму и зачем-то начну их мешать большой деревянной ложкой, плоской, как весло, и жидкость по краям пенится. По всей лавке запах маслин идет. Стою однажды так, мысли разбегаются, и вдруг в голове: погиб мой Кимет, чего уж, когда столько лет прошло. Нечего и сомневаться, что погиб… А был живой, как ртуть, и чертежи делал под абажуром с малиновой бахромой, и всякую мебель придумывал… Где же он голову сложил, где схоронили, если схоронили, далеко, небось? А может, лежит в иссохшей арагонской земле, под выжженной травой, и кости наружу. Ветер в них песок набивает, ребра, как клетка выгнутая, а раньше в них легкие были розовые, все, как он говорил, в дырках, с червячками. Все ребра целы, кроме одного, из которого я получилась, и когда меня сделали из его ребра, я тут же сорвала голубой цветочек и лепестки разом облетели, а ветер их закружил, отнес в сторону, будто зерна маисовые. И все цветы синие, как вода в реке, в море или в фонтане и листья на деревьях темно-зеленые, как змея, которая в них затаилась с яблоком в пасти. И когда я сорвала голубой цветочек, а лепестки его ветром унесло, Адам со смехом ударил меня по руке — не балуй! А змея не засмеялась, иначе бы яблоко выронила, она меня караулила в зеленых ветвях… Я скорей в спальню, по дороге свет гасила на кухне, за той первой повозкой уже тарахтели машины, грузовики — все вниз, к рынку. И под их шум мысли расползались куда-то, и я снова засыпала.

XLV

— Там один молодой человек хочет с тобой поговорить, — сказал мне Антони. С этими словами и вошел в залу.

Роза, помню, гладила, а я сидела на софе. Этот молодой человек, говорит, начал было со мной разговор, а я ему — тут надо не со мной, а с ее матерью, и велел подождать минуточку. Я удивилась — что такое? И Розе — сейчас вернусь. Хорошо, сеньора Наталия. Иду в столовую, любопытство меня разбирает, а Антони в коридоре мне шепчет — этот молодой человек очень представительный, другого такого в нашей округе нет. Вхожу, ноги ватные, не слушаются, а в столовой — владелец нового бара, года два как открылся на углу нашей улицы. Правильно сказал Антони: молодой человек, очень видный из себя, волосы черные с отливом, как воронье крыло. Симпатичный, чего говорить. Увидел меня, и первые его слова, что он хочет, чтобы все было по правилам, как в прежние времена. Я — садитесь, пожалуйста. Сели, Антони сразу ушел, и молодой человек первый начал разговор. Сказал, что он всегда в работе — это его главный недостаток. Не могу сидеть без дела, говорит, вот держу бар-ресторан, и хоть времена не самые лучшие, жизнь у меня вполне безбедная, даже кое-что откладываю. На следующий год, говорит, думаю откупить парфюмерный магазинчик, рядом с баром, уже обо всем договорился, будет намного просторнее, главное — в банкетном зале. Еще сказал, что сумеет подсобрать денег, чтобы года через три-четыре купить домик в Кадакесе, по соседству с родителями, и что, когда он женится, то жена его, это без спору, летом будет жить на берегу моря, а лучше моря нет ничего на свете, так он считает.

— У меня родители живут очень дружно, и в доме у нас всегда были достаток и веселье. Я только и слышу, как моя мать говорит нашему отцу — какое счастье, что мы с тобой встретились. Так что если женюсь, главное для меня, чтобы моя жена могла мне сказать такие же слова.

Говорит, точно мельницу запустили — словечка не могу вставить. Сижу и только слушаю. И вдруг умолк. Я жду, жду, что дальше, не выдержала и говорю: так вы объясните…

А чего объяснять! Ясно, что Рита.

— Я когда ее вижу, передо мной будто цветок необыкновенный. И вот решился просить ее руки!

Тут я встала, откинула штору, голову просунула и зову Антони. Он входит, и я давай ему все объяснять, а он — да уже знаю, и сел с нами рядом. Я говорю молодому человеку, что Рита нам ни словом не обмолвилась насчет этого, надо повременить, подождать, что она скажет. А он — называйте меня Висенсом, и ваша Рита еще ничего не знает. Я ему — так лучше поговорите с Ритой, первым делом с ней, но она, поймите, еще совсем молоденькая. А он — ну и пусть очень молоденькая, если надо, если Рита скажет, чтобы ждал, буду ждать сколько угодно, но мне — чем скорее, тем лучше, хоть завтра… И еще сказал, что решил сначала с нами говорить, а не с ней, потому что ему хотелось, чтобы все было по старым правилам, как заведено. И тут же признался, что у него самого смелости не хватит, пусть лучше мы, и он от нас все узнает. А вы, говорит, спрашивайте меня о чем хотите. Я ему на это — да, поговорю с Ритой, но она у меня с характером и вряд ли что выйдет. Что пообещала, то и сделала. Приходит Рита, и я ей — мол, так и так, был у нас молодой человек, хозяин бара, что на нашей улице, и вот, просит твоей руки, предложение тебе делает. Она на меня глянула, и нет, чтобы слово какое сказать — повернулась и пошла к себе, положила там книги, тетради и мигом на кухню — руки мыть. Заглядывает к нам и спрашивает — вы что, считаете, что я пойду замуж, чтобы торчать в доме, чтобы муж у меня был хозяин бара да еще с нашей улицы?

Села, откинула обеими руками волосы назад и смотрит на меня. Глаза у нее смеются, смеются, и вдруг как прыснет, закатилась своим смехом заливистым, говорить не может. Только мне иногда — да не делай такого лица!

Я крепилась, крепилась и рассмеялась тоже, а чего — сама не знаю. Хохочем обе, аж слезы в глазах. Тут Антони раздвинул штору, просунул голову и спрашивает: вы чего? А мы глядим на него и не можем остановиться, как смешинка в рот попала. В общем, Рита ему сказала — представляешь, тронулся, замуж зовет, а я вовсе не собираюсь, была охота, мне надо поездить, мир посмотреть. И не пойду за него, не пойду, так и скажите этому типу, нет, нет и нет, пусть зря времени не теряет, у меня на жизнь совсем другие планы. Помолчала, а потом спрашивает — значит, сам сюда пришел, чтобы сделать мне предложение? Антони — да, сам. И Рита — ха, ха, ха, ой, не могу! Я ее даже оборвала — хватит, говорю, чего тут смешного, этот молодой человек хочет на тебе жениться…

Поделиться:
Популярные книги

Заплатить за все

Зайцева Мария
Не смей меня хотеть
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Заплатить за все

АН (цикл 11 книг)

Тарс Элиан
Аномальный наследник
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
АН (цикл 11 книг)

Я еще не князь. Книга XIV

Дрейк Сириус
14. Дорогой барон!
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Я еще не князь. Книга XIV

Уязвимость

Рам Янка
Любовные романы:
современные любовные романы
7.44
рейтинг книги
Уязвимость

Магия чистых душ 2

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.56
рейтинг книги
Магия чистых душ 2

Восход. Солнцев. Книга VI

Скабер Артемий
6. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга VI

Кодекс Охотника. Книга XIV

Винокуров Юрий
14. Кодекс Охотника
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Охотника. Книга XIV

Последняя Арена

Греков Сергей
1. Последняя Арена
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
6.20
рейтинг книги
Последняя Арена

Совок 2

Агарев Вадим
2. Совок
Фантастика:
альтернативная история
7.61
рейтинг книги
Совок 2

Темный Патриарх Светлого Рода 3

Лисицин Евгений
3. Темный Патриарх Светлого Рода
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Патриарх Светлого Рода 3

Наваждение генерала драконов

Лунёва Мария
3. Генералы драконов
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Наваждение генерала драконов

Смерть может танцевать 2

Вальтер Макс
2. Безликий
Фантастика:
героическая фантастика
альтернативная история
6.14
рейтинг книги
Смерть может танцевать 2

Огненный князь 2

Машуков Тимур
2. Багряный восход
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Огненный князь 2

Сама себе хозяйка

Красовская Марианна
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Сама себе хозяйка