Площадь павших борцов
Шрифт:
– Доктор Корфес, - отвечал Паулюс генералу, - я не смею отказывать вам в парадоксальности мышления но... Что вас смущает в этой директиве и в том, что вы наблюдаете?
– Гитлер, надо полагать, инстинктом определил, что именно под Сталинградом завязывается главный узел русского сопротивления. А смущает меня, - пояснил Корфес, - только календарь, ибо через три дня кончается намеченный ранее срок взятия Сталинграда, но мы, наша хваленая шестая армия, застряли в излучине Дона и...
– Я с вами откровенен!
– перебил его Паулюс.
– Мы уже на пороге цели. Но, как любит выражаться наш фюрер, "без приближения окончательной победы". Я не наблюдаю осмысления всего происходящего в верхах -
– Возникшая пауза требовала заполнения, и Паулюс признал: - Нам в чем-то отказано, а в чем именно - этого я еще не могу понять. Думаю, это "что-то" и есть тот роковой фактор удачи, о котором не раз говаривал еще Фридрих Великий. У нас немало побед, зато нет удачи...
Корфес поднялся, чтобы уходить. Но при этом сказал, что Германия, как учит опыт ее истории, способна выиграть лишь молниеносные войны; Корфес погладил себя по вспотевшей лысине и еще раз глянул в директиву:
– Здесь фюрер изложил, по сути дела, отказ от всех законов войны, решив наносить удар не кулаком, а растопыренными пальцами... Вот эта штука под номером сорок пять, - сказал он, - приведет нас в Каноссу, но прежде как бы нашей армии не побывать в Каннах...
Паулюса даже передернуло: Канны, где Ганнибал устроил первый в мире котел гордым римлянам... Возмутительно!
Надо что-то ответить. А - что?
– Я, - ответил Паулюс, - не вижу среди русских полководцев ни одного генерала подобного Ганнибалу, который был бы способен устроить моей превосходной армии Канны. К сожалению, у меня начинает сдавать память, и я забыл имя римского полководца, который угодил в этот котел с тысячами своих воинов.
– Его звали... Пауллюс, - не сразу ответил Корфес.
– Неужели?
– Да, в котел при Каннах угодил Эмилий Пауллюс... И тогда Фридриха Паулюса снова передернуло, а на левой части лица снова - как и раньше начался нервный тик.
– Всего доброго, доктор Корфес, не смею вас задерживать далее. С вами мне всегда очень интересно... Благодарю!
* * *
Паулюс был приятно взволнован, когда ему представился новый командир 51-го армейского корпуса - невысокий и курносый человек, внешне чем-то очень похожий на русского крестьянского парня. Это был генерал-лейтенант Вальтер Зейдлиц фон Курцбах, имевший громкую славу за удачный прорыв из Демянского котла Зейдлица отличал апломб потомственного генерала, ибо его знаменитый пращур возглавлял кавалерию короля Фридриха Великого. На груди Зейдлица сверкал Рыцарский крест с дубовыми листьями, а рукав мундира украшала особая нашивка.
– Это за Демянский котел, - пояснил он.
– Я не знаю, каково побывать в котле, из которого я, слава Богу, удачно вытащил сразу несколько дивизий. Теперь меня в Германии чуть ли не официально именуют специалистом по котлам".
Паулюс смотрел на Зейдлица почти восхищенно:
– Браво!
– сказал он.
– Если вы признанный "специалист по котлам", то отныне моей армии не грозят никакие Канны и Ганнибалы, а я не останусь в жалкой роли Эмилия Пауллюса... Рад! И не скрываю радости что вы, Зейдлиц, мой генерал...
Конечно, 25 июля победное вступление 6-й армии Сталинград не состоялось, и, наверное, именно по этой обидной для Паулюса причине барон Кутченбах застал своего тестя в некотором унынии. Паулюс перебирал большие картоны с наклеенными на них оперативными картами, как это делает разочарованный художник, пересматривая завалявшиеся эскизы к неосуществленной картине. Шедевра не получилось:
– А не выпить ли нам по этому случаю ликера?
– Вы чем-то удручены?
– спросил Кутченбах.
– Просто я сегодня вспомнил забытого английского поэта Джона Донна: "Никогда не спрашивай, по ком звонит
– Да! Но если не в июле, так в августе мы будем на Волге.
– Желательно, - отвечал Паулюс, смакуя бенедиктин.
– Но моя армия прежде нуждается в усилении. Артуру Шмидту я не совсем-то доверяю и потому решил послать в ставку фюрера своего верного Вилли Адама...
30 июля в ставке под Винницей состоялось совещание. Хойзингер - со слов адъютанта Паулюса - доложил, что напряжение маршевой 6-й армии достигло критического предела.
– Паулюс задействовал уже восемнадцать дивизий, но не исключено, что русские скоро принудят его перейти к обороне.
Гитлер на это сказал:
– Но даже Тамерлан не имел такую ораву войск, какой обладает сейчас Паулюс! К тому же у Тамерлана не было 740 танков и его не прикрывал с неба воздушный флот Рихтгофена. Я опасаюсь, что удар шестой армии будет нанесен в пустоту, ибо русские части уже разгромлены и деморализованы.
Йодль авторитетно заявил, что недавняя передача 4-й танковой армии Германа Гота на южное направление была тактической ошибкой, а судьба Кавказа зависит от Сталинграда.
– Для поддержания Паулюса необходимо срочное переключение сил из группы "А" в группу "Б". Танковую армию Гота следует развернуть обратно - и пусть она давит на Сталинград с южной стороны, от калмыцких степей, где Сталинград почти не имеет войск и обороны, наши "панцеры" легко выйдут к городу - вдоль железной дороги от Котельниково. Можно снять и резервы с участка станции Вешенская, доверив оборону этого фланга генералу Итало Гарибольди и его кошкодавам...
Адам вернулся из Винницы радостно-возбужденный:
– Тамошние комары совсем одолели нашего фюрера! Сейчас не только Йодль, но даже Кейтель изнывает от страха - как бы их не отправили на передовую, чтобы они заработали нашивку о ранении. Даже Франц Гальдер так запуган, что бродит из барака в барак, словно потерял кошелек, и лишь один Хойзингер процветает... Главное сделано: армия Гота повернула назад!
– Яволь, - радостно отвечал Паулюс.
...Его штабной "фольксваген" тронулся, перед ним расступались колонны марширующих, и он, командующий, почти с нескрываемым удовольствием выслушал обычный рефрен: "яволь, яволь, яволь..." Вовсю стучали штабные телетайпы, кокетливая солдатка-радистка поймала голос Москвы, который день за днем повторял для них одно и то же: "Каждые семь секунд в России..." Обгоняя "фольксваген", мимо моторизованных колон пылил мотоцикл с коляской, в которой отчаянно трясло на ухабах "специалиста по котлам" Вальтера Зейдлица.
– Не раскисать, парни!
– покрикивал он.
– С нами теперь и Бог, и Гот, а до Волги не так уж много осталось... к Рождеству будем дома! Сталинград это конец войне...
(Пройдет два года, и этот же генерал Зейдлиц пойдет на запад - в рядах Красной Армии, помогая нам развенчивать славу гитлеровского вермахта. Но тогда, в очень знойное лето 1942 года, он сам душой и телом был предан этому вермахту...)
12. Волга-Волга
Волга-Волга, мать-река, широка и глубока...
Вот когда выпали ей трудные дни! Возле пристаней (заодно с ними) сгорали белые пассажирские пароходы. Чтобы сорвать перекачку горючего из Астрахани, Рихтгофен регулярно бомбил флот "Волготанкера", и только бомбил, но и забросал фарватеры минами, как раз на путях нефтяных караванов. Бакенщики и жены и детишки сутками сидели на берегах, не сводя глаз с реки. Ночь, луна, тихо, стрекот кузнечиков, гул мотора, черная тень, вой, всплеск воды... Мина поставлена! Теперь дай Бог, точнее запомнить место, куда она упала, и сразу звонить морякам Волжской флотилии - это уж их дело, моряцкое.