Площадь павших борцов
Шрифт:
– А вы уже не молоды, - говорил он.
– Поставьте у себя в кабинете диван. Часа три-четыре позанимайтесь, потом ложитесь и размышляйте... это ведь тоже дело! Вам снова быть начальником Генштаба, - а это не та фигура, чтобы по окопам мотаться. Для этого я найду людей помоложе вас...
Признаем за истину, что Сталина никогда не покидала вера в ум и благородство Шапошникова, хотя Борис Михайлович иной раз сильно его озадачивал. Так, например, когда одному генералу угрожал трибунал с необратимым расстрелом, Шапошников заявил, что он уже наказал виновного.
– Наказали? Вы? А как
– Я объявил ему выговор.
Трубка чуть было не выпала изо рта Сталина.
– Выговор? И это... все?
– оторопел он.
– Да. Выговор - очень тяжкая расплата, - пояснил Шапошников.
– При царе-батюшке генералы, получившие выговор от Генштаба, или сразу подавали в отставку, или стрелялись.
Мы отступали. Но в Кремле случались и веселые минуты. Сталин редко смеялся, но однажды его застали очень веселым.
– Подумайте!
– рассказывал он.
– Сейчас мне звонил один перестраховщик. Кавалерийской дивизии выдали еще старые шашки, на клинках которых начертано: "За веру, царя и отечество". Я спрашиваю - так в чем дело, разве плохие шашки? А он отвечает: "Очень хорошие, но идейно не выдержанные..."
* * *
1941 год - это год героический, год незабываемый. Честь и слава всем тем, кто тогда, изнывая от жажды, отступал с последним патроном в магазине старой винтовки.
Смоленские леса смыкались за ушедшими батальонами.
"Мы вас подождем!" - говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!" - говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса..
Люди, где вы? Тихо. Мне ли забывать вас?
20. А наш дуче всегда прав
Последний анекдот был таков. Немецкий офицер, будучи в Италии, зашел в римскую кантину выпить вина. Все вокруг было заплевано, и он сказал хозяину; "Синьор, дуче у вас провел немало кампаний - и за высокие урожаи, и за истребление мух. Не мешало бы ему провести последнюю кампанию - чтобы вы, итальянцы, перестали плеваться куда попало". На это хозяин кантины отвечал с глубоким вздохом: "Была у нас и такая кампания. Но мы ее, как и все другие, тоже проиграли..."
Итальянцы народ хороший, но экспансивный, и когда им не хватало слов, они начинали плеваться. Вот яркий пример тому: рабочие фирмы "Фиат", выпускавшей моторы для танков, начинали трудовой день с того, что в проходной завода весьма энергично оплевывали плакат с портретом Муссолини, лишь потом занимая места у станков. Цехи, как и улицы, были украшены девизами: "Дуче всегда прав!", а рабочие по ночам писали на заборах: "Пусть дуче сдохнет от рака".
"Врачи нашли у меня только гастрит, - бесновался Муссолини - Никакие анализы не дают признаков метастаза..."
21 июня он получил письмо от Гитлера: "О наступлении на Египет до осени вообще не может быть речи". А среди ночи дуче был разбужен своим зятем, графом Галеаццо Чиано, ведавшим внешней политикой Италии, который сказал, что у него есть очень важное сообщение - опять-таки от Гитлера.
Муссолини растолкал свою солидную жену:
– О, Рахель! Я по ночам не беспокою даже лакеев, а этот пижон с челкой срывает меня с постели...
Чиано зачитал обращение фюрера, который в эту ночь принял "самое важное решение в своей жизни" - напал на СССР.
– Рахель, ты слышала? Наша ярмарка прогорела... Это настоящий идиотизм, - продолжал он в сторону зятя.
– Что он там импровизирует, не согласовав прежде со мной? Ведь при свидании в Зальцбурге фюрер обещал всю свою авиацию для Африки, а оставил меня с пройдохой Роммелем...
Галеаццо Чиано задумчиво сказал:
– Военные расчеты Берлина всегда оказывались более реальны, нежели прогнозы политического порядка.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Только то, что при гибели корабля матросов часто засасывает гибельная воронка, и опытные моряки, зная об этом, заранее отплывают как можно дальше... Даже если немецкие генералы спланировали войну идеально, Гитлер допустил роковую ошибку в политических расчетах. Италия не нуждается в преодолении снежных сугробов России, наше будущее простерто от Гибралтара до Аддис-Абебы...
Кажется, сказано достаточно ясно: зять предупреждал дуче быть скромнее и с Россией лучше не связываться.
Муссолини между тем развивал свои вожделения:
– Если мы сегодня же не вступим в войну с Россией и не станем главным партнером Гитлера, то он, Разбив Сталина, сделает из Италии германский протекторат, в лучшем случае оставив меня на посту римского гаулейтера. А ты, Галеаццо, будешь торговать апельсинами в казино для немецких офицеров.
(Чиано доверил свои опасения дневнику: "А если Красная Армия окажет сопротивление более стойкое, чем армии буржуазных государств? Какова будет тогда реакция в широких пролетарских массах всего мира?")
Чиано сказал:
– Сегодня воскресенье. Все русское посольство с вечера выбралось из Рима, чтобы загорать на пляжах. А на каком пляже купается их посол Горелкин?
– Ищи его в Риччони! Найди и сразу дай ему по лбу, чтобы он содрогнулся от ужаса перед моими берсальерами...
Он еще раз поглядел на письмо Гитлера: "Решающую роль вы, дуче, сможете оказать (в войне с Россией), увеличивая ваши силы в Северной Африке". Это возмутило дуче:
– Меня он загоняет в пустыню ковыряться в песочке, а сам будет таскать из России эшелоны всякого добра. Нет уж, - решил Муссолини, - мои ребята не поплетутся в обозах за вермахтом. С тех пор как англичане выперли нас из Аддис-Абебы, путь к восстановлению великой итальянской империи станет пролегать через степи России! Доверимся звериному инстинкту - он меня еще никогда не подводил, и я уже начинаю чувствовать, что в России мне суждено оставить след своей львиной лапы...
Бенито Муссолини тут же позвонил на квартиру маршала Уго Кавальеро, который был начальником генерального штаба и который еще почивал сном невинного младенца:
– Проснись, Уго! Какие дивизии годны для России? Если ты еще дремлешь, так запиши их названия; "Пассубио", "Торино" и "Принц Амадео герцог д'Аоста". Их могучее объединение составит "Итальянский экспедиционный корпус в России".
– Понял.
– зевнул Кавальеро.
– Сокращенно - КСИР.