Плутишкина сказка

Озеров Владимир

— Мяяяууу! — восторженно орал Кот.

— Вредный котище! — сопела Плутишка.

— Гав! Гав! Гав! — прыгала вокруг Рона.

Кончилось это тем, что они клубком выкатились на крутой берег какой-то речки и с шумом шлепнулись в воду, подняв фонтан брызг.

Клубок тут же распался. Кот выскочил обратно на берег, встряхнулся и показал Плутишке язык:

— Э-э-э!

Плутишка, стоя по пояс в воде, не ответила, а демонстративно надулась и, повернувшись спиною к Коту, стала разглядывать речку. Речка была неширокая, шагов тридцать-сорок, и не глубокая, но

зато быстрая и вода в ней была такая чистая, что видно было каждый камешек на дне и рыб, стоявших против течения, шевеля плавниками и хвостами.

Чуть выше по течению возвышалась плотина. Была она с трехэтажный дом и по ее крутому водосливу с шумом катилась вода, сверкая на солнце и взбивая у подножия плотины целые холмы белоснежной пены.

— Вот бы забраться в эту пену! — подумала Плутишка.

Тем временем Кот на берегу забеспокоился — а вдруг Плутишка на него в самом деле обиделась?

— Мяу… — сказал он. — Я же не нарочно, честное котовское…

— Противный Котище, — ответила Плутишка, не оборачиваясь.

— Ужасный, — согласился Кот, — но достоен снисхождения. Потому что мы вашу милость обож-жаем от кончика носа до кончика хвоста!

— Еще и хвост у меня? — сказала, не оборачиваясь, Плутишка, стараясь изобразить, что сердится.

— Ну до ноготочков!…

— «До ноготочков»! — фыркнула Плутишка. — Я вот теперь из-за тебя вся мокрая — «от кончика носа до ноготочков». Вот простужусь, заболею, умру — моя мама с тебя шкуру спустит.

— Не спустит, — заверил Кот. — Ведь если ты заболеешь и умрешь — я сам умру от огорчения. Честное котовское!

— «Честное котовское»… Знаю я тебя, усатого-полосатого!

— Не знаешь… — сказал Кот и вдруг сделался ужасно грустным, но только на один миг. Потом усы его снова приняли бравый вид.

— Кстати, если уж мы все равно свалились в реку — не покататься ли нам с плотины? — предложил он.

— С плотины? А как с нее кататься? — Плутишка сразу перестала дуться и вылезла на берег.

— Элементарно — как с любой другой плотины! — Кот направился к прибрежным кустам и быстро наломал и скрутил большущий зеленый веник, потом еще один.

— Идем!

Вдвоем они забрались на гребень плотины и вышли на середину водослива. Воды было всего по щиколотку, но летела она так быстро, что у Плутишки даже чуть-чуть закружилась голова. Кот тем временем оседлал свой веник.

— Радужный Кот на помеле! Спешите видеть! — и он помчался вниз верхом на венике вперегонки с водою. Бухнувшись в гору пены у подножия, он всплыл чуть ниже по течению кверху брюхом, сжимая веник лапами, и заорал, перекрывая шум водопада:

— Прррекрррасно! Пррросто пррревосходно! Пррриглашаю!

— А я — боюсь! — твердым голосом ответила Плутишка.

Тогда Кот повторил свой старый трюк — превратив хвост в пропеллер, верхом на венике он вылетел из воды и взлетел на гребень плотины к Плутишке.

– Что тут бояться? Раз — сели верхом на веник, два — поехали, три — плюхнулись!

— Все равно страшно!

— Давай веник, — сказал Кот. Он оседлал оба веника сразу и обернулся к Плутишке. —

Садись сзади и держись.

— Если что — я на тебя маме пожалуюсь, — сказала Плутишка, села позади Кота и вцепилась в него обеими руками.

– И папе не забудь, — усмехнулся Кот, оттолкнулся лапами и они полетели вниз по водосливу под громкий испуганный лай прыгавшей на берегу Роны, и врезались с разгону в гору пены у подножия плотины.

— Афррродита! — заорал восторженно Кот, когда Плутишка выплыла из пены. — В полном обмундировании! С прибытием! Как прокатились?

— Здорово! А давай еще раз?

И они прокатились еще раз, и еще, а потом наконец выбрались на берег.

Кот встряхнулся, рассыпав целое облако брызг.

— Тебе хорошо, — сказала Плутишка. — А я? И… Ой! А где моя книжка и сардельки с пирожками?

— Думаю, они остались там, где началась наша Великая Битва, — ответил Кот. — Вот что — я пойду за ними, а ты пока можешь обсушиться.

И он ушел, а Плутишка осталась с Роной и стала сушиться.

Солнце стояло высоко и припекало очень здорово, так что все высохло в два счета, а Плутишка за это время даже успела загореть. Она оделась и стала ждать Кота, но тот все не появлялся — то ли они успели далеко укатиться, пока дрались, то ли…

— Сидит сейчас, небось, и пирожками подкрепляется… — вздохнула Плутишка и пригорюнилась, положив голову на колени. — Вредный Котище… Сам пирожки лопает, а я тут…

Вдруг Рона поджала уши и хвост и прижалась к ногам Плутишки.

— Ты чего, собака? — спросила Плутишка и тут вдруг над нею загремело:

Плутишатина — хорошая еда!  Где Плутишка?  Подавай ее сюда!

Плутишка обернулась и вскрикнула от страха. Потому что пред нею стоял здоровущий, трехсаженного роста Плутишкоед Обыкновенный!

Вид у него был ужасный. Ботинки девяносточетвертого размера, третьего срока носки и ни разу не чищеные. Вылинявший, севший на два номера и растянутый пузырями костюм. Совершенно неуместный галстук-бабочка, закавказская трехдневная щетина, золотой зуб, черная повязка на левом глазу и непонятно откуда и зачем — парадный кивер Лейб-гвардии Его Величества Измайловского гренадерского полка. В правой руке у Плутишкоеда был огромный столовый нож, в левой — здоровущая вилка, а на поясе — патронташ со столовым набором — соль, перец, горчица и хрен.

Плутишкоед улыбнулся задушевной улыбкой и вжикнул вилкой по ножу:

— Вжжжик!

Звук был жуткий — Плутишке больше всего на свете захотелось оказаться дома, у мамы, но мама была далеко, и, что еще хуже, ноги у Плутишки от страха перестали ей повиноваться.

— Здорово, Плутишка! — гаркнул Плутишкоед. — Я тебя съем!

— Н-не н-надо! — пискнула Плутишка.

— Надо! — убежденно сказал Плутишкоед и снова вжикнул вилкой по ножу:

— Вжжжик!

— А… а… а я папе скажу и он тебя поколотит! — дрожа от страха, проговорила Плутишка, а сама подумала при этом: