Плюс один

Ромиг Алеата

— Что это ещё за чертовщина? Разве они не вне зоны доступа, наслаждаясь медовым месяцем и подарком Хелен?

Кимбра захихикала, завернувшись в белый пушистый халат, который едва прикрывал её аппетитную задницу.

— Ох, надеюсь, ты не скажешь этого им. А теперь я буду думать об этом, когда мы их увидим.

— Увидим их, — повторил я, скинув ноги с кровати и безмолвно уговаривая мой член смягчиться — утреннее веселье закончилось. Но вид Кимбры в этом халате со спутанными волосами и моей спермой на её бёдрах был таким же эротичным, как и её маленький танец прошлой

ночью. — Серьёзно, что это за прощальная вечеринка?

— Помнишь, я говорила, что они познакомились на барбекю в честь Дня Памяти?

— Да.

— Дядя Альберт и тётя Лаура жарят свинью на вертеле. Это традиция нашей семьи. — Она подпрыгнула и хлопнула в ладоши от притворной радости. — И мы будем смотреть, как они открывают подарки.

Я шагнул к ней, схватил за задницу и притянул к себе.

— У тебя явный недостаток восторга. Возможно, ты хочешь над этим поработать.

— А если честно, ты хочешь провести ещё больше времени с моей семьёй?

Поцеловав её мягкие губы, я ответил, — Если это включает тебя, тогда да, чёрт. Дай мне больше Джонсов, Кимберли Энн.

Глава 19

Я не могла остановить ход времени, как и неуловимый ветерок, дующий через окно моей спальни. Открыв глаза утром понедельника, я ощутила, как реальность камнем давила мне на грудь, и этот вес напоминал, что сказка скоро закончится.

Когда я повернулась в сторону Дункана, мои сокрушительные чувства только укрепились. Я вытянула руку и провела кончиками пальцев по мягкой простыне, столкнувшись с суровой холодной реальностью пустой постели. Эта сделка заключена на выходные. Часики не переставали тикать. Туфля потеряна, а карета вот-вот превратится в тыкву.

Реальность — несмотря на мою дерьмовую аналогию — какой бы она ни была, скоро закончится. Мой плюс один превратится в одного.

Потерявшись в своих мыслях, я насладилась ещё несколькими плюсами свободы, которую обещал Дункан, когда говорил о сне голышом. До этих выходных я никогда так не делала. А теперь, когда простыни ласкали мою кожу, я размышляла, продолжу ли спать голой, когда в одиночестве вернусь домой. Не то чтобы это был вопрос, который изменит мою жизнь. Может именно поэтому я позволила своим мыслям тщательно проанализировать возможность продолжения. Наконец, я заставила себя подняться, натянула шорты и футболку и осторожно открыла дверь.

К счастью, коридор был пуст.

Спустя пару минут я возвращалась в спальню, и в горле был ком, который я никак не могла проглотить. Несмотря на все мои усилия он был слишком большим — и увеличивался слишком быстро. Я не могла спуститься вниз и встретиться с обладателями доносящихся с кухни голосов. Вместо этого я закрыла глаза и по-детски пожелала то, что никогда не получу, но может это окружение заставило меня попытаться.

— Я хочу открыть глаза и оказаться в своей квартире. Я не хочу столкнуться с необходимость завершать это соглашение. Пожалуйста...

И тут, будто в дополнение к ущербу я вспомнила про Шану. Камень вернулся. Когда я снова окажусь в своей квартире, её уже не будет, и я в самом деле буду совсем одна. Тяжесть нарастала до тех пор, пока мои колени не смогли больше удерживать меня. Я втянула воздух и рухнула на пол.

На протяжении этих выходных уверенная в себе женщина, которая жила в Нью-Йорке, время от времени пропадала. Мне внезапно снова становилось шестнадцать, что заставляло загадывать желания из-за зашкаливающих эмоций. Неспособная ни думать о текущей ситуации, ни обсуждать её, ни иметь с ней дело, я сосредоточилась на своей старой спальне. Здесь всё было так же, как и десять лет назад.

А я была той же?

В голове всплыли возражения. Я не та же. Я сильная и успешная. Однако слёзы водопадом стекали по щекам, отражая очевидное неодобрение сложившегося положения.

Чтобы не грустить, я сосредоточилась на раздражении. Заверив себя, что злость — это более приемлемая эмоция для взрослого человека... я дала беспричинному гневу пустить во мне корни и расцвести.

Безо всякой видимой причины я внезапно зациклилась на постерах, которые украшали мои розовые стены. Почему они до сих пор здесь? Я не слушала эти бойз-бенды со старших классов. Никто не слушал. И пофиг, что первым концертом, на который я сходила, был концерт Backstreet Boys, что я была безумно влюблена в каждого участника, или что от первых же нот их песен, звучавших на моём айподе, моё сердце пускалось вскачь.

Найдя подходящий выход для своих чувств, я позволила себе встать и дотянуться до скрученных краёв тонкой бумаги.

— Хватит, — сказала я улыбающимся лицам, когда громкий всхлип вырвался из моей груди. — Это никогда не было по-настоящему. Я была просто ещё одной маленькой девочкой на крытом стадионе на Двадцать Седьмой улице в Инди. — Почему я это помню? — Вы никогда не заботились обо мне. Никогда и речи не шло о продолжении. Всё это было лишь притворством.

Я потянула лист на себя.

За долгие годы на солнце бумага постера истончилась и легко рвалась.

Хрясь!

Звук отразился от стен комнаты. Я дёрнула ещё раз. Поскольку кнопки плотно засели в гипсокартоне, большие обрывки постеров летели на пол. Всего на мгновенье я уставилась на стену. В обрамлении оборванной бумаги по углам проявился невыцветший розовый прямоугольник. Хоть участники группы и никогда на самом деле не заботились обо мне, они оставили неизгладимый след на моей стене.

Я была такой наивной, когда вешала эти картинки.

В то время это казалось хорошей идеей. Я любила их. Они дарили мне счастье. Однако ничего из этого не было настоящим, всего лишь глупая девчачья фантазия. Парни с постера даже улыбались не мне, а в камеру. Они никогда не обещали мне вечность. Они не лгали мне; я сама себе солгала. И теперь, глядя на невыцветший прямоугольник, я поняла, что моя стена изменилась навсегда.

Глупая! Какая же я была глупая.

Всё это было и есть лишь притворство.

Ещё один приглушённый всхлип вырвался у меня из горла из-за проскочившей иронии.