Плюс пятнадцать ради успеха
Шрифт:
— Это ж надо, я его и так кручу, а он не хочет! Я его и этак верчу, а он не дается — застрял и все! Я уж и нагибаюсь, благо, спина не ломит еще, взглянуть позволяет, а там… Засор! Беда, бабоньки, беда у меня! — воззвала она к другим бабушкам.
Те отзываться не захотели — усердно поправляли свое белье и поглядывали на нашу лавочку, и тогда их подружка снова запричитала, на этот раз громче:
— И помочь-то некому! Ах, если бы нашелся мужчина, который посмотрел, да разобрался с этим краном! Да я бы ему самогоночки свежей, да салатика, да борщика, да
— Смотри, как на этот раз подготовилась, — сглотнув слюну, прокряхтел старичок. — В прошлый раз, когда она меня со своей бедой заманила, были только самогон и показ срамоты на веревках, как у этих… С нее, небось, и взяли пример… А теперь…
Он заинтересованно оглянулся, приметил, что бабушка села на лавочку, как бы в раздумьях, да и сам призадумался.
— Неделю покоя мне не дают, со всех подъездов меня обложили, прям и не знаешь, какой дорогой идти… То той помоги, то та в чем-то нуждается, а я сначала соглашался и помогал, а потом понял, что не помощи они ждут, не того хотят, на что зазывают!
— А чего же? — спросила я, хотя и так уже догадалась.
— Меня! — обвинительно ударив по земле палочкой, признался Аркадий Филиппович. — Столько лет держался и бобылем ходил, столько лет они меня к себе заманить не могли, да и не пытались, если по правде. Думали: сам на них внимание обращу. Гордыми и состарились, тут… Все вдруг стали нуждающимися, беспомощными, а мне — хоть разорвись между ними! И ведь главное, какой крючок дельный нашли, притворяются, что в беде, а я… Клюю! Как та глупая рыба, клюю! И ведь привыкнуть к такому могу! Эх, что делать-то? Прям и не знаю…
Старичок уставился на меня, а я — на Ларису.
— Кажется, это отголоски твоей идеи, — улыбнулась я. — Из-за тебя мы сейчас наблюдаем операцию под кодовым названием: «Срочно спасите бабушку!»
— Моей, — покаянно вздохнула она. — Вот сболтнула я тогда, что все мужчины, когда женщина в беде, начинают эту женщину хотеть, и вот…
— Ох, и коварная же эта операция, — послышался вздох старичка. — Так и спиться можно. Я бы, пожалуй, и выбрал уже кого, и спас бы хоть одну от одиночества — чай, и самому надоело. Но как выбрать-то? Срамота небось и не ношена, а так… куплена в одном магазине. А это, так сказать, крючок без наживки. Э-хе-хех…
Мы втроем уставились на колыхающиеся на ветру простыни, ночнушки, бюстье и стринги.
— И что выбрать? — снова послышался тяжкий вздох.
— Я бы выбрала борщ, — услышав, как урчит в моем животе, честно призналась я.
— И картошечку с салом, — призадумался старичок.
— То ли сдаться, то ли еще поломаться… — хохотнула Лариса. — Я бы сделала вид, что еще сомневаюсь. Вдруг и у других кандидаток проявятся иные таланты, кроме умения обращаться со стиральной машинкой.
Хмыкнув, старичок еще раз взглянул на заманчивого покроя бюстье и стринги и, постукивая палочкой, направился к соседнему подъезду. Неспешно. Раздаривая авансовые улыбки пока менее удачливым конкуренткам.
— Знаешь, Лариса, — посмотрев на подругу, поделилась я с ней подозрениями, — если Аркадий Филиппович прислушается к тебе, боюсь, вскоре мы будем обсуждать другую операцию.
— Какую же? — невинно поинтересовалась подруга.
— «Спасите дедушку!» — выдала я. — И ты опять будешь сидеть с таким виноватым видом…
— Не ворчи, сердце мое, — рассмеялась она заливисто, — пойдем лучше, я тебя тоже буду кормить!
Ну и как тут ворчать?
Никак.
На голодный желудок надолго сил не хватает. И потом, я же себе не враг, чтобы выговаривать повару дня. Вот когда подкреплюсь…
Глава № 36
Впрочем, когда я поужинала, ворчать расхотелось — разморило немного, напомнила о себе усталость. К тому же, рассказывая про мальчика, я не могла перестать улыбаться. Какое ворчание? Меня распирало от нетерпения, ожидания и благодушия. А потом Лариса так разошлась в своем обвинительном монологе, что даже слова мне вставить не позволяла.
Нет, мой поздний приход домой и то, что в клуб я идти не хочу, она мне простила. Все же у меня имелись уважительные причины. Ее возмущал фотограф Калинский, который не знал, чего хотел от модели. Или знал, но толком объяснить не умел. Более того, имел наглость требовать от Ларисы каких-то живых идей!
— И это после пяти часов съемок! — пыхтела она обиженно. — Ева, какие живые идеи, если я не могу поручиться, что сама на этих съемках еще жива! Так, дышу через раз, и то… А потом, какие идеи на голодный желудок?! Я ему озвучила несколько из своих: где поесть, что поесть и сколько. И что изменилось? Он по-прежнему игнорирует перерыв на обед и мне не дает отвлекаться. Так что в который раз убедилась: с мужчинами проявлять фантазию бесполезно.
— А когда ты проявляла ее с ними в последний раз?
— Ну… — подруга ненадолго зависла, а потом отмахнулась. — Вот я всегда знала, что это пустой номер, поэтому вне постели сильно не напрягалась!
Я рассмеялась, а подруга, тоже посмеиваясь, поделилась тем, что только что вспомнила:
— Знаешь, мы когда с последним моим ухажером активно целовались, и уже были в комнате, и уже даже начали раздевать друг друга, он возьми и спроси: о чем я мечтаю… Понятно, он надеялся, что я навру ему, что, мол, о нем, только о нем, и все в таком духе. А я как-то поверила, что он всерьез, отпустила свою фантазию и рассказала, что мечтаю об огромном кожаном кресле, о золотой рыбке в пузатом аквариуме и дорогой ручке Паркер в моих руках.
— Это после этого он стал бывшим? — осенило меня.
— Угу. Ничего не успела, даже толком потискать его — только про мечты рассказала, и все…
— Хлипкий хлюпик, — притворно взгрустнула я.
— Ты одна меня понимаешь, Ев! — Лариса снова вернулась к стенаниям. — С этими съемками я только и успеваю, что завтракать! А потом целый день работа, работа, работа… То чья-то почасовая оплата истекает, то свет исчезает и будет уже эффект не тот — в общем, у них тысячи причин, чтобы меня не кормить. И знаешь что?