По большому льду. Северный полюс
Шрифт:
Санное путешествие по заливу Инглфилда, совершенное перед отправлением на ледяной покров, позволило исследовать только южные берега. Неровный лед и глубокие сугробы сделали недоступными северную часть.
Лето только началось, и «Коршун» не торопился возвращаться на юг, что давало возможность изучить неизвестные и потому такие влекущие к себе берега. Само же путешествие на вельботе летом казалось и мне, и миссис Пири, после нашей долгой разлуки, пикником, простой прогулкой, не требующей долгих приготовлений и не внушающей опасений. Поэтому в полдень 9 августа я отплыл на своем легком вельботе «Мери Пири» с теми же чувствами, с какими школьник отправляется на недельный пикник в лес. Пять моих верных эскимосов – Комонапик, Мерктосар, Ингеропаду, его сын Пудлуна и Кулутингва были гребцами, а на Мэтта были возложены обязанности повара. На корме рядом со мной сидела миссис Пири.
Погода была не особенно благоприятной: со времени моего возвращения с ледяного покрова дул сильный ветер и было свежо, а теперь над нами повисли мрачные облака. Впрочем, это не помешало нашей поездке. Обогнув массивный, красновато-серый мыс Кливленда, мы направили нос «Мери Пири» на восток вверх по заливу, и он быстро пошел вдоль южного берега полуострова Красной скалы. В нескольких милях от мыса Кливленда мы прошли мимо сверкающей массы до ледника, который мы назвали Веер, с его почти математически идеальной полукруглой лицевой стороной и такой же правильной дельтой впереди. Отсюда до Карна, который на наших картах был обозначен как мыс Акленд, южный берег полуострова представляет собой последовательный ряд полукруглых дельт, выступающих из берега перед рядом нависших ледников и образованных обломками скал. Последние сносит сюда потоками, стекающими с ледников ранним летом. Очертания этих дельт до того правильны, что эскимосы называют их «бровями».
Позади этих дельт высится ряд скругленных вершин; в долинах между ними лежат «нависающие ледники» – языки центрального ледяного покрова полуострова.
День, несмотря на темные облака, не был неприятным. Море освободилось ото льда, только местами айсберги и их обломки качались на волнах. Прошлым летом я мало уделял внимания окрестностям, а предшествующие три месяца не видел ничего, кроме ослепительного блеска «большого льда», поэтому прекрасная погода, вода, темные, хотя и пустынные, берега, казались мне почти тропическими. Многочисленные обломки распавшихся ледяных гор, нагроможденных вдоль берега пролива, казались стадами пасущихся овец.
У Карна берег образует угол; шумная ледниковая река спускается со скал; к востоку от нее характер берега совершенно изменяется. Дельты, низкий берег и куполообразные вершины уступают место ряду величественных песчаных утесов, отвесно подымающихся из воды.
Было уже поздно, и мы, причалив к берегу, поставили палатку возле бурной реки и приготовили все для нашего первого ночлега. С этого места вышеупомянутые утесы казались какими-то поразительно смелыми. Убаюканные шумом ледникового ручья, мы крепко заснули. Проснувшись спустя несколько часов, мы увидели, что наш мирок был покрыт легкой мантией свежевыпавшего снега.
После восхода солнца снег быстро исчез, и мы, спустив вельбот на воду, поплыли под громадными утесами среди лабиринта айсбергов и их обломков. Все утро мы плыли у подножия крутых берегов, этих гигантских сторожевых башен, широких амфитеатров, убежищ, бастионов; между ними встречались ряды вершин, казавшиеся гигантскими статуями. Сходство этих скал с фигурами людей было до того поразительным, что бросилось в глаза даже эскимосам, и у них эти утесы известны под названием Скалы-Статуи. Во многих местах со скал струились серебряные нити водопадов, бегущих с краев ледяного покрова.
Почти все время шел дождь. Обогнув мыс, которым завершается это поразительное образование, которое я назвал «Скульптурными утесами Карна», мы вошли в небольшую бухту перед ледником. Несколько оленей, спускавшихся по склону, привели нас в восторг, и мы воспользовались «предлогом», чтобы высадиться на берег и размять ноги в погоне за одним из них. Наши усилия были безуспешны, и мы, снова сев в наш вельбот, покинули эту бухту. Вода в ней была алой, почти как свежепролитая кровь, из-за примеси мелкого красного песчаника, который ледниковые ручьи вымывают из окрестных гор. Затем мы безостановочно плыли до подножия утесов западного берега фьорда, простирающегося далеко к северу. Именно этот фьорд я видел несколько недель назад с высоты ледяного покрова.
Проникнув в самый отдаленный его угол, мы подвели вельбот к берегу неглубокой бухты с темно-красной водой. Верхняя часть этой бухты была опоясана громадной мореной ледника, видневшегося над нею. Дальше возвышалась одинокая гора с поразительно четкими и резкими контурами, высотой, по-видимому, около 2000 футов, а от ее основания до противоположной стороны верхней бухты тянулась кристальная стена большого ледника. Этот ледник и бухту я назвал в честь своей alma mater Бодуэнскими. Бухта была, очевидно, излюбленным местом встреч и «пастбищем» белых китов, «какокта», которые водятся здесь в изобилии. Пока мы стояли в этом месте, было слышно их фырканье, и именно поэтому я назвал ее бухта Какокта. Один из моих охотников отправился вверх на утесы и принес пару прекрасных оленей. Отсюда ушел Вергоев, чтобы пройти по леднику, а затем к Красной скале. Здесь я в последний раз видел его…
На следующий день, после обеда, мы плыли в дождь между обломками ледников, в дальний северо-восточный угол залива, к бухте с крошечной долиной под сенью горы. Именно это место я видел примерно неделю назад, спускаясь по ледяным склонам, и рассматривал его как участок для строительства большого полярного дома, хорошо защищенного и при этом с удобными подходами. Подойдя к нему поближе, я увидел, что не ошибался. Оно оказалось идеальным во всех отношениях местом для арктического дома.
Цветы и трава росли в изобилии, протекавший поблизости ручеек обеспечивал водой, а окружающие горы должны были обеспечить защиту от неистовых зимних ветров. Миссис Пири посчастливилось застрелить здесь пару оленей. Ночью шел дождь. На следующий день мы гребли вдоль восточных берегов бухты, к ее устью – скоплению красно-коричневых утесов, усыпанных полярными скульптурами; бастионы, башни и крутые откосы были до того похожи на средневековую крепость, что я назвал эти скалы Замковыми утесами.
Обогнув их, мы снова направились на восток, вверх по заливу. Несколько миль далее мы прошли вдоль лицевой стороны ледника Хаббарда, спускающегося в воды залива рядом кристаллических голубых скал. Ледник был около мили шириной и от 100 до 150 футов высотой. За ним берег образован гнейсовыми утесами. За вторым отвесным мысом залив расширяется; берега его окаймлены сверкающими ледниками, разделенными отвесными утесами. Здесь я в первый раз увидел поразительные вершины, названные мною именами Адамса, Дэли и Пэтнама. К востоку от нас находился какой-то загадочный остров с крутыми берегами, и я направил вельбот к нему. Высадившись около южного мыса, я взобрался по почти отвесным утесам на высоту около 1500 футов; с этой возвышенности открывался поразительный вид на всю ширину залива Инглфилда. В глубине залива берега представляли собой почти сплошную сверкающую стену ледника. У самого края воды ледник прерывался несколькими изолированными отвесными горами с плоскими вершинами. Туземцы называют их нунатаками. Позади гор, вверху, до бесконечной стальной синевы горизонта, отделяющего небо от снега, виднелся величественный склон «большого льда». На северо-западе находится впадина, названная мной впоследствии бухтой Флота; вокруг ее вершины расположены несколько небольших, но примечательных ледников. На северо-востоке, востоке и юго-востоке спускаются замерзшими порогами и водопадами от центра «большого льда» к морю гиганты северных гренландских ледяных потоков – ледники Трейси, Мелвилла и Гейльприна.
Три полярных великана – горы Дэли, Адамса и Пэтнама, с удивительной панорамой ледников, идущих от них вокруг вершины залива, и большая впадина в ледяном покрове, хорошо заметная под ледниками и нунатаками, являют собой картину, равной которой по величию, я думаю, очень трудно отыскать на земном шаре.
Ни пером, ни кистью, ни музыкой невозможно выразить молчаливое величие этого громадного амфитеатра на ледяном покрове, ограниченного по бокам гигантскими порталами больших ледяных потоков. Воды залива пестрели бесчисленными отпрысками этих огромных ледников – безбрежным флотом айсбергов.