По чужим правилам
Шрифт:
Девчонка не разочаровала. Сделала несколько мелких шажочков в сторону Аликс, продолжая доверительно-заискивающе улыбаться и вдавив сжатые ладони вертикально в рёбра на груди так, что на рёбрах этих откуда ни возьмись проявились два намёка на выпуклости. И не просто проявились — нахально заявили о своём существовании и теперь туго натянули тонкий зелёный шелк. Остановилась прямо перед Аликс. Их лица оказались практически на одном уровне, и поэтому девчонка запрокинула и склонила на бок голову, чтобы иметь возможность заглянуть в глаза немного снизу, усиливая тем самым впечатление заискивания и приниженности.
— А вам не нужен юнга? Я могу быть хорошим юнгой!
Она была просто очаровательна сейчас, такая симпатичная куколка, огненно-рыжий цветок на тонкой зелёной ножке. Ссадины на мордашке её совсем не портили, скорее, лишь добавляли очарования. Если приодеть как следует… Или — совсем раздеть…
— Очень хорошим юнгой… сэр… — голос стал вкрадчивым, улыбочка — многообещающей. Вгляделась пристально. Поправилась:
— Ой, извините… мэм…
Ещё более вкрадчивый голос, ещё более многообещающая улыбочка.
А вот это уже серьёзно.
Она явно работала в режиме «зеркала», эта малышка, подстраиваясь под собеседника по ходу действия. Проведённый Аликс только что простейший тест это явно и недвусмысленно выявил. Работала, конечно, плохо и примитивно, методом тыка, словно нахватала где-то верхушек, сути не понимая…
Но — работала.
И назвала её «мэм».
Уверенно так назвала. Без тени сомнений. А ведь Аликс сегодня, чтобы не заморачиваться со сложными женскими головными уборами, принятыми в колонии Бьюта, работала под мальчика. А если уж эриданка работает под мальчика, то никому даже и в голову не придёт подумать о каком-то ином варианте…
— Мэм, я… Я и правда могу быть отличным юнгой! Я уже работала… У меня даже рекомендации… были… Я всё умею делать! Правда-правда! Я даже помощником моториста была!..
Голос почти не изменился, разве что стал более напряженным. Та же вкрадчивость и обещание. А в обертонах — паника. Паника и…
— ВОзьМИТе, ПОжаЛУйсТа, ну ЧТО ВАм сТОиТ?!!
Она опустилась на колени.
Ч-чёрт!
Дилонг!..
Точно!
Чёрт…
— И готовить могу!.. И убирать!.. И массаж умею… ВоЗьмИТе, мЭм! Не пОжаЛЕете!..
Неумелый, неотработанный и драный, брошенный широким веером вместо экономного прицельного лучика, но, тем не менее, вполне узнаваемый.
Вот же паскудство!
Всё правильно, чего и следовало ожидать, с «зеркалом» сорвалось, она запаниковала и ударила из самых крупных орудий, чтобы уж наверняка, она же не понимает ещё, чем это чревато, она же ни черта не понимает ещё…
Счастье её, что здесь такая глухомань, никаких детекторов на ближайшую сотню парсеков, счастье её, что не встречался ей лицом к лицу пока ещ1 ни один самый занюханный рыцарь…
— Ладно, уболтала… Будешь юнгой до Талгола, а там посмотрим… Но — с одним условием.
— Как прикажете, мэм! — мелкая потянулась, ещё раз выгодно демонстрируя неплохую фигурку, улыбнулась ликующе и завлекательно, пригасив торжествующее сиянье рысьих глаз.
— Больше никогда не пытайся проделать ЭТО. Ни с кем.
— Что
Очень тихий голос. Почти спокойный. Если бы не обертона. Глаза широко распахнуты.
Удивительно, до чего же холодными могут быть эти оранжевые глаза…
— Ты — знаешь… — Аликс крутанула пальцем в воздухе, — ЭТО.
Девчонка медленно встала с колен. Улыбка её дала явственную трещину.
— Я не уверена, что… понимаю…
— То, что ты проделала с теми, на поле, заставив их драться с тобой, чтобы привлечь моё внимание. То, что ты так неумело пыталась проделать со мною сейчас. То, что, похоже, ты с той или иной результативностью проделываешь со всеми встречными.
Её улыбка разлетелась на сотню дрожащих осколков. В голосе зазвенело отчаянье:
— О чём вы, мэм?! Я не понимаю…
— О тебе. Если хочешь быть моим юнгой — больше никогда и ни с кем не будешь проделывать ЭТО. Во всяком случае, пока не научишься делать правильно.
Девчонка спрятала руки за спину. Сделала шаг назад, в сторону люка. Сказала неуверенно:
— Я… передумала. Пожалуй, мне не так уж надо на Талгол. Я, пожалуй, пойду…
Она сделала ещё шаг и была уже у самого тамбура. Явно готовая рвануть во все тяжкие при малейшем намёке на опасность. Или на то, что покажется ей опасностью. Чтобы услышать исходящую от неё панику, вовсе не надо было быть эриданцем.
Но — не одну только панику.
Любопытство.
Именно поэтому шаги к тамбуру были такими медленными. И именно поэтому Аликс продолжала говорить, словно ничего не случилось, не повышая голоса, не шевелясь и даже головы не поворачивая:
— Ты можешь уйти, дверь открыта. Но сперва я хочу тебе кое-что рассказать. О тебе. У тебя никогда не было переломов. Даже растяжений. Тебе легко даются практически любые виды спорта. Ты почти не болеешь. У тебя очень прочные ногти, ты их не ломаешь, как другие девчонки. Любой прочитанный текст ты запоминаешь с первого раза. У тебя до сих пор нет месячных, зато очень быстро растут волосы, быстрее, чем у всех твоих подруг. Ты хорошо понимаешь людей — что они сделают в следующее мгновенье, чего они хотят, даже о чём думают. Ты помнишь лица с первой, пусть даже самой случайной, встречи. Можешь узнать человека или предмет, который видела мельком несколько лет назад. Хорошо видишь в темноте, в тумане, под водой. А однажды ты заметила, что, если попросить с определённой интонацией, твою просьбу выполнят ОБЯЗАТЕЛЬНО… Но заметила ты это не так давно. Да ты и вообще не так уж много знаешь о своих истинных возможностях. И, похоже, уже начала об этом догадываться. Верно?
Она рискнула посмотреть на девчонку.
В конце концов, раз та до сих пор не убежала — значит, истинно эриданское любопытство победило благоприобретённую осторожность.
Мелкая действительно стояла в проёме тамбура, открыв рот. Сейчас обязательно спросит. Они все на этом этапе спрашивают. Причём, что характерно — обязательно какую-нибудь глупость…
— А откуда вы знаете?.. Ну, про волосы?.. Я же стригу их чуть ли не каждый день…
— Объясню. Потом. Сейчас нет времени. — Аликс уже развернулась к пульту и начала предстартовую рутину проверки готовности. — Занимай кресло и пристёгивайся. У нас всего восемь минут в запасе.