По дикому Курдистану
Шрифт:
– Я полагаю, духи не говорят? Как же узнают, какой ответ дал дух?
– После того как сказали пожелание, подходят к иконе, которая там висит, и ждут некоторое время. Если свеча снова загорится, значит, просьба исполнена, и вскоре после этого, чаще всего уже в следующую ночь, получают ту весть, которую ожидали.
– Что это за икона?
– Там находится высокий столб, на котором укреплена икона Пресвятой Богоматери.
Это меня озадачило, я ведь знал, что халдеи придерживались учения, что Святая Мария родила не Бога, а всего лишь человека по имени Иисус.
– Как долго там стоит эта икона? – спросил я.
– Не знаю, но точно дольше, чем я живу.
– И еще никто из курдов или халдеев не сказал, что ее нужно убрать?
– Нет, ибо тогда Рух-и-кульян навсегда пропал бы.
– А этого никто не хочет?
– Никто, господин. Дух совершает благодеяние за благодеянием повсюду. Он делает бедных счастливыми и дает советы богатым; защищает слабых и угрожает сильным; добрые на него надеются, злые дрожат перед ним. Если я попрошу отца освободить тебя, то он только засмеется мне в лицо; если же это ему прикажет дух, он послушается.
– Ты тоже была ночью в пещере?
– Несколько раз. Я просила об одном деле для моей матери и сестры.
– Твою просьбу исполнили?
– Да.
– Кто сказал тебе об этом?
– Вначале это случалось ночью, и я не могла ничего этого видеть; последний раз это случилось, когда ко мне пришла Мара Дуриме. Ее посетил дух и послал ее ко мне.
– Значит, ты знаешь Мару Дуриме?
– Сколько я живу, столько я ее и знаю.
– Она, наверное, часто заходит к вам.
– Да, господин. И тогда я иду вместе с ней на гору собирать травы или мы посещаем больных, которым требуется ее помощь.
– Где она живет?
– Никто не знает этого. Вполне вероятно, у нее вообще нет какого-то определенного места, где она живет. Она в каждом доме желанная гостья.
– Откуда она родом?
– Разное говорят. Большинство рассказывают, что она княжна из старого рода правителей Лизана. Это был могущественный род, и Тиджари и Тхома были ему подчинены. Они ели и пили из золотых сосудов, а все остальное было изготовлено из серебра и металла. Потом они обратились в другую веру, и Господь излил свой гнев на них неудержимым потоком; их разметало по всем странам. Только Мара Дуриме осталась верна своему Богу, и он ее благословил почтенным возрастом, мудрым сердцем и большим богатством.
– Где же находятся у нее все эти богатства, если у нее нет жилища?
– Никто не знает где. Некоторые говорят, она закопала свое золото в земле. Многие же, однако, утверждают, что она обладает властью над духами тьмы, которые принесут ей столько денег, сколько ей будет нужно.
– Значит, она рассказывала тебе про меня?
– Да, все, что поведал про тебя твой слуга. Она мне приказала, чтобы я, как только вернусь в эту местность, пошла к Рух-и-кульяну и попросила его оградить тебя от всех несчастий.
– Ты не проводишь меня до пещеры?
– Нет. Ты не голоден, господин? Мадана сказала мне, что ты разрешил ей скушать твой завтрак.
– Кто его приготовил?
– Она сама. Ей это заказал отец.
– А почему не вам?
– Мы не должны были знать, что он скрывает пленника. А муж Маданы – лучший друг моего отца, поэтому-то он именно Мадане приказал охранять тебя.
– Где мужчины деревни?
– Должны быть около Лизана.
– Что они там делают?
– Я не знаю.
– Можешь узнать?
– Может быть, но скажи, господин, не голоден ли ты?
Я ответил уклончиво:
– Я отказался от блюда, потому что я не привык есть улитки с чесноком.
– О, эмир, тогда я принесу тебе кое-что другое. Видишь, наступает ночь, я скоро вернусь и накормлю тебя.
Она спешно поднялась, и я попросил:
– Узнай также, что делают ваши мужчины!
Она ушла, что было кстати, ибо не прошло и десяти минут, как Мадана, провожавшая девушку, вбежала, жутко торопясь, в хижину.
– Я должна тебя связать, – быстро проговорила она. – Идет мой муж от Неджир-бея. Он не должен знать, что мы говорили друг с другом. Не выдавай меня!
Она снова связала мне руки и опустилась на корточки рядом с входом, изобразив на лице неприступное, враждебное выражение.
Несколько секунд спустя зацокали копыта. Перед хижиной всадник остановился, спешился и вошел ко мне. Это был старый, худощавый мужчина, очень подходивший моей бравой Мадане по своему внешнему виду. Он подошел ко мне не здороваясь, исследовал веревки и нашел, что они по-прежнему прочны. Затем обратился к Мадане:
– Выйди и не смей подслушивать!
Мадана беззвучно покинула хижину, и он уселся напротив меня прямо на земле. Мне было крайне любопытно, что скажет этот Петрушка мужского рода, одежды которого издавали уже вышеописанное благоухание, только в превосходной степени.
– Как тебя зовут? – закричал он на меня.
Естественно, я молчал.
– Ты глухой? Я хочу знать твое имя.
И снова молчание.
– Нет, ты мне ответишь!
При этом он пнул меня в бок. Руками я не мог его ухватить, но ногами я мог двигать, как мне было нужно, и был вполне в состоянии разъяснить ему мое мировоззрение без всяких теоретических объяснений; я притянул к себе связанные колени, выбросил их вперед и с такой силой ударил его, что он как из катапульты пролетел через жилище к противоположной стене. Его кости оказались на удивление прочными, он только осмотрелся и затем как ни в чем не бывало сказал:
– Не смей больше так делать!
– Говори вежливо, тогда и я буду отвечать вежливо!
– Кто ты?
– Не трать время на пустые вопросы! Кто я, это ты давно знаешь.
– Что тебе нужно было в Лизане?
– Это тебя не касается.
– Что тебе нужно было у курдов-бервари?
– И это тебя не касается.
– Где твой вороной конь?
– В хорошем месте.
– Где твои вещи?
– Там, где ты их не найдешь.
– Ты богат? Ты можешь заплатить за себя выкуп?
– Подойди поближе, если тебе это нужно. Запомни: я эмир, а ты подчиненный своего раиса. Только я один имею право задавать вопросы, а ты – отвечать. Не воображай, что я буду отвечать на твои вопросы!