По дикому Курдистану
Шрифт:
Ему показалось наиболее целесообразным согласиться со мной; недолго поразмыслив, он сказал:
– Тогда спрашивай ты!
– Где Неджир-бей?
– Почему ты спрашиваешь о нем?
– Потому что это он приказал на меня напасть.
– Ты ошибаешься.
– Не лги!
– И тем не менее ты ошибаешься. Ты ведь даже не знаешь, где находишься!
– Ты думаешь и в самом деле, что можно обмануть эмира из Франкистана? Если я отсюда спущусь в долину, там будет Шурд. Справа от него расположен Лизан, слева –
Он не мог скрыть удивления.
– Что ты знаешь о пещерном духе, чужеземец?
– Больше, чем ты, и больше, чем все жители этой долины!
Снова Мара Дуриме делала меня господином ситуации. Насара явно не знал, что делать с данным ему заданием.
– Скажи, что ты знаешь, – сказал он.
– Ба! Вы недостойны, чтобы вам рассказывали о пещерном духе. Чего ты хочешь? Зачем вы напали на меня?
– Прежде всего мы хотим получить от тебя твоего коня.
– Дальше!
– Оружие.
– Дальше!
– Все вещи!
– Дальше!
– И все, что имеется у твоих спутников.
– О, да ты, оказывается, скромен.
– Тогда бы мы тебя отпустили.
– Ты думаешь? Я не верю в это, ведь вы хотите большего.
– Ничего, кроме того, что ты прикажешь мелеку Лизана не отпускать на свободу бея Гумри.
– Прикажешь? Ты сошел с ума, старик? Ты считаешь, что я могу отдавать приказы правителю Лизана, и смеешь делать мне предписания, – ты, червь, которого я попираю ногами.
– Господин, не ругайся!
– Я не ругаюсь, я говорю правду. Стыдись, человек! Ты называешь себя христианином, а сам подлый вор и разбойник. Я тоже христианин и буду везде рассказывать, что халдеи страшнее, чем курдские разбойники. Бервари принимали меня, христианина, с радостью; насара же из Шурда вероломно напали и ограбили.
– Ты ничего не расскажешь, потому что, если ты не сделаешь того, что я тебе говорю, ты навсегда останешься здесь связанным.
– Мелек Лизана потребует моего освобождения.
– Мы не боимся его. Уже сегодня к нам присоединятся несколько очень могущественных его противников. Ты сделаешь то, что я потребовал?
– Нет!
– Тогда знай, что я приду лишь завтра. Ты не будешь больше никого видеть, кроме меня и твоей стражи, которая больше не принесет тебе пищи. Голод сделает тебя сговорчивее! А в наказание за твой удар тебе не дадут больше воды.
Он выплеснул воду, сделал презрительный жест и вышел наружу. Некоторое время он говорил повелительным тоном со своей женой, затем влез на лошадь и ускакал.
Я знал теперь, почему меня держат здесь. Раису Шурда был выгоден бой с курдами, поэтому меня исключили как посредника; заодно можно было и овладеть моим имуществом. Мнимый посланник мелека был подослан раисом, чтобы разузнать, где я нахожусь.
Спустя некоторое время вошла Мадана.
– Он тебя оскорбил, господин? – Таков был ее первый вопрос.
– Да ладно!
– Эмир, не гневайся на него! Это ему приказал раис. Однако он очень злился на тебя. Я не должна с тобой говорить и не могу давать тебе ни есть, ни пить.
– Когда он снова придет?
– Он сказал, что утром. Ему еще нужно ночью скакать в Мурги.
– За это время вернутся другие мужчины?
– Не думаю. Только немногие знают, где ты находишься. Смотри-ка, он вылил твою воду, давай-ка я наберу тебе у ключа свежей.
Вместе с водой она принесла связку лучин, поскольку уже начало темнеть. Едва она укрепила первую лучину на стене, как снаружи раздались шаги. К счастью, она меня еще не развязала. Но что это? Спертое дыхание, несомненно, принадлежало собаке, вот раздался короткий лай – о, я его узнал, я так часто его слышал!
– Доян! – закричал я радостно.
Сразу же раздался громкий лай и человеческий возглас; затем пес метнулся через вход, опрокинув на землю Мадану, и кинулся, радостно скуля, ко мне. Сразу же после этого в дверном отверстии появился угрожающий ствол ружья и кто-то спросил:
– Сиди, ты там?
– Да, Халеф!
– Опасно?
– Нет. Входи без опаски!
Маленький хаджи сначала просунул в хижину ружье, затем свои жидкие усы и наконец появился сам.
– Хамдульиллах, сиди, я тебя нашел! Как ты только попался в… Машалла, ты в плену, ты связан! Это сделала эта женщина? Эта драконша? Иди в джехенну, ты, безобразнейшая! – В порыве глубочайшего гнева он выхватил кинжал.
– Стой, Халеф! – приказал я. – Хоть я и в плену, эта женщина – мой друг. Она бы меня спасла, если бы ты не пришел.
– Тебя? Спасла, сиди?
– Да. Мы уже обсудили план моего спасения.
– А я хотел ее заколоть.
С сияющим лицом он повернулся к Мадане:
– Возблагодарим Бога, который тебя сотворил, ты, прекраснейшая из женщин Курдистана! Твои волосы как шелк, твоя кожа цвета зари, а твои глаза сверкают, как звезды в небе. Знай же: я – хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абдул Аббас ибн Хаджи Дауд эль-Госсара. Ты ободрила моего друга и повелителя добротой своего сердца и поэтому…
– Постой! – прервал я неудержимый поток его речи. – Эта женщина не понимает ни слова по-арабски, она знает лишь по-курдски.
Халеф собрал весь свой курдский запас слов и попробовал ей растолковать, что он ее считает красивейшей и достойнейшей из всех женщин и она до конца своей жизни может рассчитывать на его помощь. Я помог обоим несчастным выбраться из этого затруднительного положения, объявив при этом:
– Мадана, ты говорила сегодня о моем слуге, который рассказал отцу больной в Амадии обо мне. Вот и он. Здесь! Он нашел меня по следам, чтобы меня спасти.