По дороге на Оюту. Наперегонки со временем
Шрифт:
– Толком никак не лечили, - произнесла я одними губами, - нам врач не положен был. Мы нелегалы, понимаешь.
– Понимаю, что ты несообразительная клуша. Дотянула, а теперь зайцем по трюмам, да? Такая мать хуже врага, - его слова больно врезались в душу и неимоверно злили. Он говорил то, что я слышать и слушать не желала.
– Ей в больницу нужно, а не по мужикам с тобой скакать!
– Да закрой ты рот, умник ушастый, - сорвалась я, не удержавшись.
– Ты ничего обо мне не знаешь, чтобы развешивать ярлыки. Кто ты, вообще, такой, чтобы меня
Во мне всё кипело от злости. Не понимаю, почему я так остро реагировала на его обидные слова. Несправедливо. Я не заслужила такого обращения.
– Хм, - скривив губы, он отвернулся и быстро что-то нащёлкал на панели управления медкапсулы. На столик выкатилась красная непрозрачная ампула. Вставив её в шприц-пистолет, миранец сделал укол Юле в предплечье.
– В одном ты права, размалёванная, я тебя не знаю и безумно этому рад. Знакомство продолжать смысла не вижу. Больную девчонку я никуда не повезу, в ближайшем легальном порту вышвырну. Там вас точно повяжут. Что с тобой сделают, мне всё равно, а маленькую хоть в больницу положат. А там под опеку государства.
Монитор медкапсулы мигал красным. А я ничего не могла ответить этому типу, эмоции набрали такие обороты, что буквально спазмами горло сжало. От бессилия и лютой злости хотелось в голос визжать сиреной. Втянув воздух через ноздри, что бык, зашипела гадюкой:
– Думаешь, богатенький хвостожопый мальчик, что умнее всех?! С давалками одним воздухом дышать не хочешь!
– казалось, у меня челюсть свело в оскале.
– В приют мою девочку нужно, значит. А ты был, гад, в тех приютах? Ты жил их жизнью? Хорошо судить о бытности, сидя мохнатой задницей в личном кораблике. Да что ты, маменькин котёночек, о жизни-то знаешь?!
Я сжала борта капсулы так, что костяшки пальцев побелели. Бросив короткий взгляд на мои руки, мужчина, словно не слыша меня, продолжал крепить к запястью Юлы датчик. Монитор пискнул, и по нему заскользили линии сердцебиения моей крошки.
Как ни странно, но эти ломаные кривые полосы меня успокаивали. Как загипнотизированная, я следила за их преломлениями.
– Я о жизни, женщина, знаю побольше тебя, - развернувшись, миранец смерил меня странным нечитаемым взглядом.
– И вот тебе мой вердикт - ребёнку срочно нужна больница, а не трюмы кораблей.
– Нет, кися, - прорычала я, снова вглядываясь в линии на мониторе, - ты ничегошеньки не знаешь. Так что засунь свои советы себе в пушистый зад и не нарывайся на гнев плохой девочки. Выкинешь в порту - твоё право. Не сдохнем. Будет меня сахарный мажор жизни учить. Ты сначала носик с кораблика своего высуни, а потом поговорим.
– Язык прикуси, женщина, - вопреки тону голоса, он засмеялся. Мой гнев казался ему чем-то забавным. Это взбесило окончательно.
– А ты заставь, кошак!
– я подняла на него взгляд и поперхнулась словами. В его нечеловеческих глазах, разделённых узкой чёрной полосой зрачка, горело столько злобы, что я замолкла.
–
Отвернувшись, я промолчала. Резко схватив меня за руку, он дёрнул на себя. Не удержавшись, я буквально вжалась в его каменную грудь. Узкая когтистая ладонь впилась в мой подбородок.
– Я спросил, ты меня поняла?
– казалось, ему нравилось доводить меня до белого каления.
– Да иди ты, - я попыталась отстраниться, но он не позволил.
– Ты что не понял, мурчи на кого другого, мамкина кися.
Я понимала, что веду себя неправильно, но меня так задевали его слова, что хотелось ужалить, да посильнее. Мужчина молчал, внимательно вглядываясь в мои глаза. Это безумно раздражало и нелепо смущало.
– Мама, - слабый голосок с капсулы привёл меня в чувство.
Отшатнувшись, я вырвала руку из захвата и сделала шаг назад. Юла выглядела очень бледной. Её лоб покрывала испарина. Эти синяки под глазами. Страх сковал душу.
Миранец тем временем подсоединял ко второй ручке моей девочки манжету с пульсирующим голубым цветом датчиком. Табло капсулы мигнуло, полосы исчезли, а вместо них аппарат выдал какую-то мне неведомую информацию. Мужчина поглядывал на неё и молчал. А самой спросить, что там, я не решалась.
Что-то щёлкнуло. Справа выехала странная полочка, на которой лежал пластиковый бутыль. Вставив его в штатив, миранец присоединил к предплечью Юлы систему-присоску с тонкой иглой. Загорелись зелёные огоньки на штативе и жидкость закапала.
Моя девочка лежала тихо и так же, как и я, наблюдала за действиями капитана.
– Ведь ты можешь отвести нас на Оюту, - шепнула я.
– У меня длинный маршрут, и свои дела. Возиться с вами нет ни желания, ни времени. Вылезешь на станции и пойдёшь к законникам. Они определят вас куда надо. А ребёнка оправят к врачам, а там дальше в клинику, где ей и место.
– Ты родился такой тварью бессердечной, - прошипела я, - или...
– Или ты сейчас прикусишь своё жало, - резко перебил он меня, - или я спущу тебя в утилизатор, проветрить мозги. А малявку твою сдам на станции охране. Усекла?
Я снова прикрыла рот. Что-то мне говорило, что непустые это угрозы. Топчась на месте, я не знала, куда себя деть.
– Что ты замерла? Это я буду стирать?
– миранец ткнул на художества Юлы.
Удержав эмоции, я развернулась и рванула за тряпкой.
Войдя в каюту, выбрала старую майку и пошла всё оттирать.
Домики, дороги, купол над городом.
Розовый Сатурн с кольцами.
А ещё воздушный шарик, что я подарила своей девочке на последний день рождения.
Мои руки дрожали от нервного напряжения, когда я стирала всё это. В этих неумелых каракулях была изображена жизнь. Счастье. Всё то, что моей дочери было родным.
Сейчас я жалела, что сорвалась в это путешествие. Нужно было идти к тем, кто держал теневой бизнес на Энцеладе. Продалась бы в элитный бордель и отрабатывала бы сумму.