По дороге в синий лес
Шрифт:
– Никита, это же ты ведешь дело Врадия?
Никита выслушал его и, не раздумывая, даже не успев вникнуть в дело, сразу согласился помочь. Дело и так обещало быть сложным, а теперь по просьбе Островского ему еще предстояло держать в курсе расследования коллегу из другого отдела, Валерия Реброва, с которым он не был знаком. Что ж, пусть. Возможно, этот Ребров знает семью Врадия и будет заинтересован в том, чтобы как можно скорее вычислить убийцу. А если так, то сможет реально помочь следствию. Это неплохо. Хотя в таких условиях
– Я понял. Все сделаю, Михаил Алексеевич. Пусть он позвонит мне.
– Спасибо, Никита, – тепло поблагодарил его Островский. – И держи меня в курсе, хорошо?
5
15–16 декабря 2021 г.
Утром, проснувшись и вспомнив о том, что в доме находилась девушка-подарок, Женя поняла, что в ее жизни появилась новая головная боль.
И как бы ей этого вчера ни не хотелось, она устроила Веронику в комнате для гостей, принесла туда таз с горячей водой, куда сыпанула горчицу, и заставила эту особу парить ноги.
– На вот халат. – Она протянула толстый зеленый халат, оставшийся в доме от предыдущей хозяйки, троюродной сестры Жени, Марты. После Марты в доме было много вещей, которые она не пожелала брать с собой в новый дом на Рублевку, куда переехала с семейством, но которые просто невозможно было выбросить, поскольку все они были дорогие и отменного качества. Несмотря на то что не новые, выглядели отлично. Все было сложено в большую коробку и заперто в чулане. И вот теперь многое из того, что ожидало отправки в какой-нибудь благотворительный центр, могло пригодиться. Халат, фланелевая пижама, шерстяные носки, свитер, домашние штаны, тапочки, майка с синей бабочкой.
Она сидела, закутавшись в одеяло, на кровати, опустив тоненькие ножки в таз с горячей водой, и была похожа на нахохлившуюся птичку.
– Ой, горячо! – воскликнула она, когда Женя плеснула в таз воды из чайника.
– Я же сказала тебе, чтобы ты подняла ноги… Смотри, горячо. Скажи, подарок, ты что, действительно думала, что тебе кто-то заплатит за то, что ты будешь жить здесь, в чужом доме, целый месяц? Или что тебя вообще здесь оставят? Ты знаешь, кто такой Борис Михайлович, в дом к которому ты вот так нагло вперлась?
– Это не твое дело, – отбрила ее Вероника. – И не лезь. Работаешь здесь, вот и работай. Можешь не возиться со мной, я позову Бориса Михайловича, и он вместо тебя будет мне поливать на ноги. И носки свои даст, и свитер. Ты просто не знаешь мужчин. Это он поначалу так себя ведет, делает вид, что ничего не знает и не понимает. Все он знает. И кто меня прислал и, главное, для чего. Мужчинам, любым, всегда нужно одно и то же. И твой Бронников не исключение. Просто ему, может, перед тобой неудобно. Ну, может, и брат его, Петр, тоже не в курсе. Вот увидишь, завтра он тоже будет куражиться, попытается выпихнуть меня отсюда, но не сделает этого. Просто увидишь спектакль.
– Хочешь сказать, что он оставит тебя здесь?
– Уверена.
– Но он не такой! – воскликнула чуть ли не плача Женя и тотчас устыдилась своей неприкрытой реакции. Как же ей неприятно было все это слышать!
– Ты для домработницы слишком болтлива, вот что я тебе скажу.
– Что-о-о? – От такой наглости Женя растерялась. А ведь она уже успела даже пожалеть эту юную проститутку, собиралась принести ей поесть! – Советую тебе не портить со мной отношения, если собираешься оставаться здесь, как ты надеешься.
Женя поднялась и теперь стояла с чайником, в котором оставался кипяток, и готова была выплеснуть остатки прямо на голову этой наглой девке.
– Ладно. Прости. Но мне неприятно тоже все это от тебя выслушивать. У тебя своя работа, а у меня – своя. Меня привезли сюда для вполне определенной услуги, мне обещали за это хорошо заплатить, и у меня действительно под кожей есть чип, за мной следят.
– Но как такое вообще возможно? И что же, твой хозяин… или кем он там тебе приходится, уверен в том, что тебя впустят в дом, что Борис примет тебя в качестве подарка?
– Этого я не знаю… Но то, что я останусь здесь, это точно. Думаю, Борису Михайловичу будет звонок от моего хозяина. Чтобы мне здесь не трепали нервы. А уж воспользуется он мной или нет, это уже его дело. Если он меня не захочет, просто проживу здесь месяц, и он ко мне не притронется, мне же лучше. Хоть отосплюсь. Отдохну.
– И часто тебя вот так дарят кому-то?
– Ну да. Ты не смотри, что я сейчас похожа на мокрого воробья, просто я замерзла и устала. Вот приведу себя в порядок… ой! Я же сумку на террасе оставила! А там косметика, белье…
– У тебя, случаем, не температура? – спросила Женя, глядя на выступившие бисеринки пота на маленьком носике Вероники.
– Это я распарилась, никакой температуры у меня нет. Слушай, принеси мою сумку, пожалуйста.
Женя вышла из комнаты и зашагала по коридору к выходу. Проходя мимо кухни, услышала голоса. Притормозила, чтобы подслушать. Что поделать, раз в доме творятся такие дела?!
– …Я вот все думаю, – говорил Петр, – может, мне на самом деле съездить в Стамбул с тем переводчиком, с которым я списался, и попытаться проникнуть в архив, покопаться в нем, чтобы найти материал про султана?
– Поезжай. Но только не сейчас. Такие снегопады, погода нелетная, – лениво отвечал ему Борис. – Сиди уже дома. Я на твоем месте написал бы какую-нибудь веселую пьесу, комедию. Потом почитал бы нам, мы повеселились, взбодрились.
Это же надо! Они ни словом не обмолвились о Веронике? Она была уверена, что услышит хотя бы что-нибудь о том, как им всем теперь здесь жить, с ней или без нее. Один в Стамбул собрался за материалом к роману, который он никогда не напишет, а другой предлагает ему продолжать лениться или писать пьесу! Какие же они все легкомысленные! А если она воровка? Или какая-нибудь шпионка?