По дорожкам битого стекла

Вормвуд Крис

— Дани, какими судьбами? — спросил Герман, впуская внезапного гостя. — пришлось свалить со старой вписки, — ответил он, грустно улыбаясь. — Можно у тебя перекантоваться пару дней?

— Ладно, Элис всё равно уезжает.

Дани бережно поставил на пол басуху и швырнул рядом рюкзак.

— Я просто посплю в твоей ванной, — сказал он, сворачиваясь на коврике.

— Да ты как-то прифигел, — выдал наконец Макс.

Герман осторожно ткнул Дани ногой под рёбра.

— Пусть спит. Пол с подогревом.

— Да он упоролся.

— Он мудак. За этого я его и люблю, — улыбнулся Герман.

* * *

А

Дани витал в своих туннелях пустоты где-то там, посреди чёрного мира и мутного водоворота. Он не был пьян, просто захлёбывался собой. Он не был достоин того, чтобы спать на кровати. Сейчас он вообще ничего не достоин. Дани не понимал, зачем наплёл им про какую-то девушку. Так, мнимый повод для страдания. Понятный и доступный. У него уже сто лет не было никакой девушки. У него сто лет не было материально повода для страдания. Игры собственного сознания и разочарование в жизни были слишком недоступны остальным людям.

Сегодня утром он выпил две упаковки кетарола и забылся в горячей ванне. На вписке не было никого. Из колонок в гостиной всё ещё играла музыка. Дани курил последнюю сигарету и смотрел на плесень, проросшую на кафеле. Он боролся с тошнотой, то и дело сглатывая горькую слюну. Как-то грустно умирать с горечью. В звуках за стеной смутно угадывалась «Just Another Psycho» — «M;tley Cr;e». Приятно умирать под хорошую музыку. Дани вдруг вспомнилось, что Йен Кёртис из «Joy Division» повесился под Игги Попа. Тоже неплохой выбор, но стоит приберечь этот треклист до следующей смерти. Где-нибудь там, на обратном круге изнанки, он выйдет в окно или прыгнет под поезд. Такое стечение обстоятельств его вполне устраивало.

Вода начала заливаться в уши. Музыка утонула в сплошном гуле. Он не успел ничего подумать или ощутить. Всё постепенно растворялось и исчезало из поля зрения — словно засыпаешь, только больнее. Дани не понял, как проснулся, исторгая из себя поток воды и белёсой жидкости, оставшейся от непереваренных таблеток. Его тошнило прямо на пол. Он перевесился через борт, который больно впился в грудь. Вода в ванной уже остывала. Дани чувствовал себя плавающим в прохладном бульоне. Голова раскалывалась.

Музыка снова звучала в ушах, только не было сил разобрать ни звука. Это была не эйфория жизни, а просто проигранная схватка с бренностью. У чёрного жнеца сегодня не встал.

Он собрался и пошёл бродить по выжженному морозом городу. Метель вал за валом нагоняла снежные волны. Острые иглы льда впивались в щёки. Дани, как всегда, был одет не по сезону, стараясь согреться под свитером и кожаной курткой. Он ездил на трамваях, наблюдая за провисающими за окном проводами. Дома и люди отматывались назад, как старая плёнка.

Как давно этот мир потерял цвет. Эта реальность даже не была уродливой, потому что в любом уродстве есть своя красота. Она была никакой. «В России даже радуга серая, как платки старух, плащи работяг и снег под их ногами», — подумалось Дани в тот миг. В этом мире не было сил жить и точно так же не хотелось умирать, потому что после смерти нет иной дороги, кроме как обратно сюда. Может быть, он уже умер и, не заметив этого, продолжил жить в аду?

Дани вышел на конечной в незнакомом районе, когда уже совсем стемнело. Из незакрытого подъезда пахло

теплом и мочой. Лестницы уводили вдаль. Он бежал вверх, не чувствуя усталости и своей тяжёлой ноши. Кривая вывела его к чердаку. Распахнулся податливый люк. Его встретила тишина, пустота и голубиный помёт. Дани бродил по чердаку, пиная мусор. Открыв дверь, он вышел на крышу. Метель ударила в лицо. Перед ним шкурой неубитого зверя распростёрся город. С нескольких сторон чёрными силуэтами виднелись высотки. Вот они — цитадели зла. Дани держался за ржавый парапет, давясь морозным воздухом. Он чувствовал, что его знобит. Пришлось вернуться обратно в тёплый смрад чердака. Дани опустился на один из пыльных ящиков. Так он и заснул в обнимку с гитарой.

Он смутно помнил своё пробуждение. Лишь то, что в кармане обнаружился клочок бумаги с адресом Германа. Дани уже был там когда-то около месяца назад. Ему не казалось, что его могут ждать, просто сил уже не было, чтобы тусоваться на вписке с этими наркоманами, от которых приходится прятать деньги во внутренний карман трусов. Не то, чтобы эти люди как-то влияли на состояние Дани, но просто никак не способствовали его улучшению.

Герман казался ему адекватнее всех московских знакомых, хоть и был не без странностей.

Вот и сейчас, завершив цепочку воспоминаний, Дани проснулся от его голоса:

— Тебе чай или кофе? — спросил Герман, присаживаясь рядом на корточки, словно Дани был собакой. Если бы тот решил его погладить, басист бы не удивился. Только Герман явно брезговал к нему прикасаться.

— Водки, — ответил Дани. — Просто водки.

— Прости, мужик, у меня только виски.

— Тоже сойдёт.

Дани встал и побрёл на кухню. Он чувствовал себя несколько неловко после того, как так нелепо вырубился на полу в ванной. Макс сидел за ноутбуком, туша окурок в пепельнице-черепе. На его лице и руках всё ещё смутно виднелись следы краски и блёсток. Вокалист даже не поднял на него глаз, утопая в собственном виртуальном мире.

— Герман, мне тут тёлочка эта пишет. Как её там?

— Что пишет? — спросил Герман, наклоняясь к экрану, чуть не залив ноут виски.

Макс усмехнулся и неестественно высоким голосом зачитал: «Прости, что не вышло пообщаться получше, просто мы встретились в таких обстоятельствах. Но ты действительно классный парень, как мне кажется. Я хорошо разбираюсь в людях. Я знаю, у тебя большое будущее, но тебе не везёт, раз тебя окружают мудаки. Тебе было бы лучше работать с по-настоящему талантливыми музыкантами… — здесь Макс закашлялся от смеха и перешёл на нормальный голос. — Я не понимаю, что такой человек, как ты, делает в группе у этого Воронёнка. Он же педик и придурок, а я верю, что ты нормальный».

Здесь уже и Герман не выдержал и залился злобным смехом.

— Дай сюда, я ей ответ настрочу! — воскликнул он, отгоняя Макса.

— Только не от моего акка, придурок!

Но было поздно, Герман уже оживлённо что-то печатал.

— Блять, нахрена ты ей написал, что у нас с тобой прочные лаффки до конца жизни!? — закричал на него Макс. — Я тебе щас яйца бензопилой побрею.

— Не кипишуй. Я просто знаю, что это её взбесит.

— Щас она распространит слух, что я педик, и мне никто не даст, — продолжил Макс, скатываясь на смех.