По другую сторону тепла

Пейринг: Гарри Поттер/Драко Малфой

Рейтинг: NC-17

Жанр: Drama/Angst

Размер: Макси

Статус: Закончен

События:

Саммари: Последние месяцы последнего года в Хогвартсе. Одиночество Гарри и безысходность Драко - можно ли стать третьей силой там, где идет противостояние двух?

Файл скачан с сайта Фанфикс.ру - www.fanfics.ru

Хорошо, что именно сегодня дождь. Ты горько улыбнулся, подставляя лицо ледяным каплям. Дождь — это значит, что можно закрыть глаза и не беспокоиться больше ни о чем. Никто не выскочит за тобой, как чертик

из табакерки, никто не увидит тебя — таким; они попрятались от непогоды в своих гостиных, зарывшись носами в книги, шахматы или друг в друга. Они отдыхают и смеются, они все еще верят, что в их руках будущее, которое они выберут сами. Ты никого не хочешь видеть. Дождь и ветер — это как раз то, что нужно. И именно сейчас.

Стоять, вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в каменный парапет, опоясывающий Северную площадку башни Астрономии, вдыхать полной грудью, до звона в ушах, глотая стекающие по щекам соленые капли, и не думать, изо всех сил не думать о том, что ты нечаянно услышал утром. Твоя извечная страсть шпионить, а еще удача оказываться там, где тебя не ждали — ты давно ненавидишь эту удачу, но она смеется тебе в лицо, каждый раз подставляя тебя под нужные дверные щелки. Ты понимаешь — по замыслу Ордена ты и не должен был ничего узнать. И не узнал бы — до окончания войны. Или пока Дамблдор не решит поделиться новостями, что по сути одно и то же.

Римус мертв. Слова бьют наотмашь, причиняя тупую боль, и тебе страшно, что это только начало, что настоящая боль придет позже. Ты не разрешаешь себе поверить в это, цепляясь за уходящий образ. Римус мертв. Еще один, кого ты надеялся назвать своим другом — потом, когда-нибудь, после войны. Твой учитель. Твой наставник. Римус, последний из Мародеров.

Ты стоял, горько улыбаясь сам себе, закрыв глаза, не замечая, как раскачиваешься взад-вперед, и плакал. Дождь — это лучшее, чем мог проводить мир одинокого оборотня, вопреки своей сущности сумевшего остаться светлым. Тебе хотелось кричать, кричать что есть сил, но ты лишь улыбался и плакал.

Ты не пошел сегодня к Дамблдору, чтобы задать ему вопросы, от которых — ты знал это — старик как-то разом сникнет и утратит всю свою властную непогрешимость, будет прятать глаза и бормотать про интересы Ордена, а тебе будет тошно и мерзко. Тошно слушать его объяснения, мерзко от осознания того факта, что эффектно хлопнуть дверью ты все равно не сможешь. А потом, когда ты уйдешь, тебе придется самому придумывать причины, не позволяющие наделать глупостей, и убеждать себя, что Дамблдор прав, что ты не готов сражаться, что поспешность только подставит тебя под удар, лишив весь этот чертов мир последней надежды. Это невыносимо — быть надеждой, которую прячут здесь, в Хогвартсе, пока за стенами гибнут люди.

В прошлый раз — когда прилетела сова, принесшая в Хогвартс отрубленную голову Аластора Моуди — ты к Дамблдору тоже не пошел. Ты не нуждался в словах и объяснениях. Сказано уже было достаточно — раньше. Ты просто молча взял мантию-невидимку, обошел обеспокоенный взгляд Рона, пробрался потайным ходом в Хогсмит и пил там два дня, закрывшись в номере отеля. Тебе было невыносимо тошно от чужих глаз, в которых ничего не стоило прочитать правду. Правду о том, какой же ты, Гарри Поттер, слабак и мерзавец, раз тебя вынуждены прятать здесь, расплачиваясь за месяцы передышки жизнями лучших авроров, но, поскольку ты — Надежда Магического Мира, а другой не предвидится, тебе будут терпеливо вытирать сопли, а ты будешь это — видеть.

Они презирают меня — вдруг с ясностью осознал ты. Помогают, учат, воспитывают, до дрожи в коленках боятся, что я сорвусь, пошлю их к Мерлину, откажусь сражаться или просто провалю эту проклятую битву, которая еще неизвестно когда наступит, да и наступит ли — а все равно презирают. Ты бы на их месте точно презирал.

Вспоминать

Шизоглаза было почему-то еще больнее, чем смириться с мыслью, что Римуса больше нет. Может быть, потому, что, как убийца, Моуди стоил десятка Пожирателей Смерти. Он и убивал их — десятками, его смерть была, наверное, вопросом чести для Волан-де-Морта. А мы теперь стоим тут, как идиоты, с полным ощущением, что из-под ног выдергивают опоры — одну за другой. Эдак будешь в одиночестве последнюю битву вести, Мальчик-Который-Выжил-Но-Ненадолго.

Ты опустил голову на руки, зарывшись пальцами в мокрые волосы. Последний разговор с главой Ордена Феникса был как будто вчера. Что с того, что прошло почти полгода? Это были полгода с тех пор, как в Гарри Поттере что-то умерло. Не так, как после смерти Сириуса, о, нет. Тогда ты верил. И ты хотел отомстить. Как больно осознавать сейчас, что и правду о Сириусе тебе сказали лишь потому, что Ордену была нужна твоя жажда мести. И плевать, на кого она обращена — на Беллу, направившую палочку на твоего крестного, на толпу метавшихся вокруг нее Пожирателей, или на того, кто послал их за пророчеством. Результат все равно одинаков, независимо от извилистости приводящего к нему пути. Дамблдор хитрый лис, но он прав. Он всегда прав.

Ты помнишь, как вломился к нему тогда, сжимая в руке «Ежедневный пророк» и пылая праведным гневом, ты взбежал по ступенькам, чуть не выломав дверь плечом, твои глаза метали молнии, ты был готов кричать, стучать кулаками по его столу и требовать, требовать… Дурак. Убийство Крама даже не было достаточным поводом, чтобы Дамблдор заволновался. Да, волшебный мир в опасности, но это известно не первый год. Да, юное поколение гибнет, но это неудивительно, у молодых мало опыта и полно излишней горячности. Да, Виктор Крам был отличным ловцом, и мы скорбим о нем. Ты был благодарен старику — потом — за то, что среди причин, по которым эта заметка в «Пророке» не должна была выливаться в какие-либо действия Ордена, тот не стал упоминать, что Крам не был англичанином. А то, что вы были знакомы, тем более не играло никакой роли. Ты был наивен, полагая, что за своих нужно мстить. Оказывается, нужно прятаться и зализывать ранки.

— Люди гибнут, Гарри, — сказал он тебе тогда. — Не делай вид, что это первая смерть, о которой ты услышал. Идет война, и только в твоих силах будет когда-нибудь ее остановить.

Вот за это «будет когда-нибудь» и хотелось разбить тогда столешницу. Кулаком, даже не доставая палочку.

Гарри Поттер мертв. Это его ты оплакиваешь, стоя ночью на площадке замка, бессильно стискивая руки. Это по его несостоявшейся жизни поют реквием твои слезы. Ты больше не веришь в будущее, которое должен был сотворить.

Что осталось у тебя, кроме извечного беспокойства в глазах друзей? Они боятся говорить тебе правду, такова политика Ордена, ведь Гарри Поттер — псих, это всем известно. Он заводится от правды, требует немедленных глупейших, идиотских мер, он готов кинуться выцарапывать глаза Волан-де-Морту — вместо того, чтобы учиться, продумывать стратегические планы и использовать все возможности. Какие, к Мерлину, могут быть возможности в битве с этим существом??? — хочется кричать тебе, прямо в их рассудительные и лживые лица. Вы никогда в жизни не видели Темного Лорда, вы судите по книжкам и чужим рассказам, вы, доморощенные заучки, которых приучили думать, что добро всегда побеждает зло, ну и где оно, это ваше добро, когда Римус Люпин мертв? Где оно было, когда оставшуюся прикрывать отход авроров Тонкс разрывала на части толпа Пожирателей? И куда смотрел Орден Феникса, когда убивали Моуди? Сейчас ты даже не жалел о том, что видел лицо Дамблдора, когда тот развернул присланный с совой сверток — подарок от Темного Лорда. Голова Шизоглаза на столе директора была более чем уместна. И ее взгляд отвечал на все вопросы.