По эту сторону. Дом с секретом и истинные лица. Часть первая.
Шрифт:
– Да, я сделаю это, но… но я уязвим! Пожелай мне… пожелай мне неуязвимости, как Тявину! Только так я останусь жив! – он подхватил с земли, усыпанной рыжими сосновыми иглами, здоровенный сук и оглянулся через плечо на ельник.
Таня ужа была готова от всего сердца пожелать Уртяну полной неуязвимости, как вдруг молодые ёлочки, через которые они совсем недавно пробежали, расступились, выпуская огромного медведя.
– Таня, скорее! Ну же! – торопил её Уртян, а Таня уже и рот открыла, чтобы сказать нужные слова, да так и застыла – медведь
Он притормозил у границы елей, потом, словно споткнувшись так же, как недавно Татьяна, рухнул на землю, стал как-то растягиваться вверх, неуверенно замерцала бурая шерсть, а дальше он взял и…
– Взлетел! – Таня осела у сосны, заворожённо глядя на чёрные крылья, прорезавшиеся над медвежьей спиной, на вытягивающуюся морду, которая неуклонно становилась больше похожей на здоровенный чёрный клюв, на…
– Что ты, гад, сделал с Татьяной?! – хриплое карканье, сопровождавшее эти слова, такое знакомое, можно сказать, родное, заставило Уртяна выругаться.
Ворон налетел с такой силой и скоростью, что Уртян даже не успел прикрыться, как-то увернуться. Сильнейший удар клювом по голове заставил его взвыть и, крутанувшись, отскочить подальше от Татьяны.
Крамеш резко снизился, ударился об землю, встав с неё уже в своём человеческом обличье, а потом гневно взглянул в янтарные глаза лисовина.
– Что? Что ты со мной сделал? – завопил тот через секунду. – Я двигаться не могу!
– Вот и постой так, а то лови тебя потом по всей тайге! – Крамеш от ярости говорил хрипло, сдавленно.
Впрочем, обездвижив лиса, он вообще перестал обращать на него внимание, опустившись на землю перед Татьяной.
– Таня… Тань… не бойся меня! Это я, Кррамеш! Тааань!
Он никогда не говорил с ней так неуверенно – просто растерялся – у Татьяны, которая по его опыту абсолютно не была трусливой, были широко распахнуты от ужаса глаза, и смотрела она на него так, словно не узнавала.
– Крам… Крамеш! – пальцы вцепились в его рубаху. – Это ты?
– Конечно, это и был я. А… а кого ты так испугалась? Кого видела?
– Медведя! Огромного медведя! – Таня разжала руку, а потом закрыла ладонями лицо – нет, она уже поняла, что никаких свирепых медведей рядом нет, но сердце прыгало по ощущениям где-то около горла, в ушах шумело, а окружающая среда никак не хотела стоять так, как ей положено, плавно покачиваясь то в одну сторону, то в другую.
– Тааак, понятно! То есть в кустики по левую сторону от машины ты не уходила, прравильно я понял?
Таня убрала руки от лица и недоумённо воззрилась на Крамеша.
– Нет, это же Уртяну понадобилось… Ты сначала опустился на крышу машины, а потом полетел за ним. Я ещё удивилась – он… так игриво говорил.
– Игррриво… Ну-ну, доигрррался он! – крайне мрачным тоном заявил Крамеш.
– Володь, я не понимаю… как это? Это что, он меня заморочил?
– Нет, это не морррок ни рразу! – пожал плечами Крамеш, глядя на красивого длинноволосого парня, правда, сейчас
Уртяна явственно передёрнуло.
– Нет! Не наполовину! Отпусти меня!
– Счас, пррямо лечу и падаю! – насмешливо отозвался Крамеш. – Говорри, а то я тебя заставлю! Ты же уже понял, что я могу!
– Бабка с маминой стороны была с Сахалина… – сквозь зубы процедил Уртян.
– Ну, я ж говорю, что тут кицунэ хвостом помахала! Эээ, так тебя не прросто так Тяночкой-то зовут! – Крамеш с изумительной точностью умел находить уязвимые места недруга и болезненно бить в них.
Примечание автора: «Тянка» – от японского слова «тян», обозначающего уменьшительно-ласкательное обращение к кому-то милому, к ребёнку, к девушке, произносимое после имени. Например «Мизуки-тян».
Если говорить о применении не в японском языке, а в сленге, то это слово обозначает красивую девушку. Уртяна такая насмешливая интерпретация его имени выводит из себя, и он всячески пытается доказать свою мужественность и крутость.
Уртян зарычал, рванулся было, но так и не смог заставить тело сдвинуться с места.
– Не смей! Не смей меня так называть! – взвыл он.
– Не вопи, а то сейчас и звук тебе отключу! – пригрозил Крамеш.
Таня после пережитого ужаса ощущала себя не очень-то целой, словно половина сознания вылетела из головы и кружилась где-то поблизости, не давая ясно и быстро мыслить.
Она то и дело поднимала взгляд на лицо Уртяна, почему-то пытаясь сообразить, как он выглядит в истинном своём обличии и похож ли на Тявина?
– Крамеш, я сейчас как-то медленно соображаю, ты не мог бы мне объяснить?
– У этого типа была бабка-кицунэ. Не знаю уж, что заставило его деда выбрать себе такую жену… – начал Крамеш.
– Не смей оскорблять моих родных! – заорал Уртян и быстро замолчал, потому что Крамеш резко поднялся и шагнул к нему.
– Ты… прридурркa кусок! Ты жутко напугал человека, которррый для меня дорроже всех моих рродичей вместе взятых! Ты прредставляешь, что тебе за это будет?
Уртян ничего не знал про отношения Крамеша с его семьёй, зато знал, как вороны чтят родовые связи, так что рот у него закрылся сам собой.
– Вот и молчи, рррадуйся солнцу и лесу… пока можешь! – Крамеш поднял голову, посмотрел в небо, а потом с видом крайней брезгливости отступил от застывшего лиса и снова вернулся к Татьяне, опустившись перед ней на корточки.
– Корроче, видимо, от этой бабки он и унаследовал рредкий дарр наведения иллюзий. Судя по всему, это дарр недавно прроснулся, и этот прредпрриимчивый лис, узнав, что ты дала его ррродичу ценное пожелание, захотел и себе такое же!