По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его дело. Внезапная смерть игрока. Идея в семь миллионов
Шрифт:
— А я помню тот домик. Возле него росли еще фруктовые деревья. Кажется, вишни и груши, правда?
— Да. Их сажал мой отец, — подтвердил полковник. — Вот так история — воистину мир тесен. Но мне прежде всего хотелось бы поблагодарить вас за спасение жизни офицера милиции и за столь душевную о нем заботу здесь, в больнице.
— Пан Чесельский спас мне, возможно, больше чем жизнь. Судьба послала мне возможность хоть чем-то отблагодарить его.
Стояновская прекрасно понимала, что полковник пришел далеко не затем только, чтобы поблагодарить ее, а хочет, видимо, побеседовать со своим подчиненным. Она бросила
— Ой, уже почти пять! Мне пора, ведь подруга согласилась меня подменить… — Она попрощалась.
— Везет тебе, парень, — рассмеялся полковник, когда дверь за Иреной закрылась. — Ради такой сиделки даже я, старый пень, согласился бы подставить свой сивый лоб. — А вообще-то, похоже все-таки, — сказал он затем без всякого перехода, — что покушение на тебя совершил убийца Стояновского.
— Мы уже говорили об этом, — вмешался Шиманек, — но вот ради чего он пошел на такое дело, я лично никак не могу взять в толк. Такой шаг, да к тому же еще на Вильчей улице, под боком у отделения милиции, — это же огромный риск! Случись, кто-нибудь выходил бы вслед за Анджеем, и все — преступник оказался бы у нас в руках.
— Вы же вот еще чего не знаете, — перебил друга Чесельский, — ведь это не Стояновская звонила мне по телефону. Ей позвонил какой-то тип и, выдав себя за меня, назначил свидание.
— Значит, нападение готовилось заранее, — заметил Шиманек. — Кстати, оперативники, осматривавшие место происшествия, обнаружили, что лампа, освещавшая подворотню, была в тот вечер вывернута, потому и не горела.
— Но я все-таки никак не могу понять, зачем преступнику понадобилось убрать Анджея? — не переставал недоумевать Шиманек.
— Вероятно, он полагает, что Чесельский напал на след раскрытия преступления и его необходимо во что бы то ни стало убрать, — высказал предположение полковник. — Только этим можно объяснить такой отчаянный шаг. Наверняка этот человек или группа — а не исключено, что здесь орудует целая шайка, — всесторонне все взвесив, сначала пришла к выводу, что должен умереть Зигмунт Стояновский. Всего вероятнее, таким способом они решили заткнуть ему рот. А уж затем, когда почувствовали, что угроза разоблачения исходит от Анджея, решили и с ним расправиться.
— Но почему? Ведь фактически у меня в руках нет никаких данных.
— Это правда. Но преступник этой правды не знает и считает, что он на грани разоблачения, потому и вынужден спешить. Думаю даже — он еще раз предпримет попытку убрать Анджея. Поэтому, выйдя из больницы, будь предельно осторожен.
— Будьте спокойны, — рассмеялся Шиманек, — теперь уж я лично займусь безопасностью своего шефа. Ни один волос не упадет с его головы.
— Короче говоря, надо иметь в виду возможность повторного покушения на Анджея. Теперь о ходе следствия, — продолжал полковник. — Из поведения преступника можно сделать вывод, что мы, сами себе не отдавая в том отчета, напали на путь раскрытия преступления или очень близки к его раскрытию. И это, бесспорно, где-то зафиксировано в материалах следственного дела, но прошло мимо нашего внимания. Поэтому сразу же после выписки из больницы тебе, Анджей, следует еще раз самым тщательным образом изучить все материалы дела, воспроизвести в памяти мельчайшие, даже на первый взгляд несущественные, детали с первого момента нашего появления на месте преступления.
— Честно говоря, мне пока совершенно ничего не ясно, — признался Чесельский.
— Теперь у тебя много свободного времени, так что шевели мозгами. А вернувшись на работу, сразу же принимайся за повторное изучение следственного дела. Читай его и перечитывай от корки до корки. Выучи наизусть. Постарайся воспроизвести в памяти все свои шаги: что предпринимал, с кем, когда беседовал, где бывал… Какая-нибудь совсем пустяковая, ничтожная мелочь может оказаться нужным ключом ко всему делу.
— Поскорее бы меня отсюда выпустили.
— Лежи, пока велят. — Полковник протянул на прощание руку. — Мне нужна твоя здоровая, а не разбитая черепушка.
Тем временем здоровье Анджея совершенно неожиданно пошло быстро на поправку. На восьмой день врач разрешил ему небольшую прогулку по больничному парку и сказал, что если дело пойдет так дальше, то дня через два он сможет покинуть стены больницы. Обрадованный словами врача, Чесельский вмиг оделся. На первой прогулке его сопровождала Ирена. Она была задумчива, грустна и не разделяла радости своего «подопечного». Анджей это заметил.
— Ты, кажется, совсем не рада, что я уже здоров.
— Нет, я рада, но меня огорчает, что мы теперь перестанем видеться, — откровенно призналась она. — Я так привыкла приходить к тебе. На душе становилось спокойнее, когда я сидела подле твоей койки в этой маленькой больничной палате. А теперь все это кончится, ты вернешься к своей работе, а я останусь… главной подозреваемой в убийстве мужа, а теперь, быть может, еще и в покушении на твою жизнь.
— Как ты можешь такое говорить?! — Анджей протестовал столь бурно, что не заметил даже, как Ирена оказалась у него в объятиях. Она всем телом прильнула к нему, губы у нее пылали.
— Пусти, — прошептала она, осторожно высвобождаясь из его рук. — Я пойду. Завтра мы не увидимся. Наверное, так будет лучше. Встретимся, когда у тебя появится желание и возможность. Но хочу, чтоб ты знал: те несколько дней, что я провела у твоей постели, были, наверное, лучшими днями в моей жизни.
Ирена повернулась и чуть ли не бегом бросилась к воротам. Анджей даже не успел ее остановить.
Глава IX
НОВЫЕ ВЕРСИИ
Все ближайшие дни после выписки из больницы поручик Анджей Чесельский и подпоручик Антоний Шиманек ничем другим не занимались, как только с утра до самого вечера штудировали материалы следственного дела. Они чуть ли не по минутам воспроизводили в памяти во всех деталях те шаги и действия, которые предпринимал поручик с момента принятия дела об убийстве Зигмунта Стояновского.
Поручик почти полностью оправился от последствий нападения; поначалу, правда, у него случались еще порой легкие головокружения, но вскоре прошли. Вот что значит двадцать восемь лет от роду!
Анджей надеялся, что Ирена позвонит первой, но телефон молчал, а он, помня их последний разговор, тоже не набирал знакомый ему номер, даже старался обходить стороной Театральную площадь, чтобы не поддаться искусу. Он считал, что Ирена, пожалуй, права и решение их проблемы должно созреть само собой.