По лезвию грани
Шрифт:
Она выдернула руку из его пальцев.
— Я не беспомощна, Ричард.
Неужели она находит его прикосновения отталкивающими? Он прорезал замок, запирающий ворота.
— Я знаю, что ты совсем не такая. Но ты сделала свое дело, и теперь моя очередь. Береги свои резервы. Они могут нам понадобиться.
Они вошли в ворота, и Шарлотта ахнула. Над ними на шесте висел труп. Мальчик, ровесник Джека. У него были выколоты глаза. Его рот был зашит. Его нос был сломанным месивом плоти и хрящей на лице, покрытым следами ожогов. Табличка, висевшая у него на шее, гласила: «Мы всегда
Он уже видел такое раньше — любимое наглядное пособие работорговцев для предотвращения побега. Он вытащил Джейсона из ямы в земле как раз перед тем, как тот оказался бы на таком шесте. Гнев, горячий и яростный, вспыхнул в нем, а затем угас до кипения.
— Он был жив, — прошептала Шарлотта.
— Что?
— Он был жив, когда его изувечивали. Это предсмертные раны.
Тьма хлынула из нее. Волосы у него на затылке встали дыбом.
Шарлотта сжала кулаки.
— Я убью каждого работорговца, которого мы встретим.
Он обратил внимание на ее сжатые челюсти и тонкую линию губ. Ее глаза горели. Он узнал эту ярость. Они были старыми друзьями, и он знал, что бесполезно вставать у нее на пути.
— Как пожелаешь, — сказал он. — Все, о чем я прошу — это подняться на холм к бухгалтеру.
Впереди перед ними разворачивались улицы, взбираясь на невысокий холм. Они вместе двинулись вверх.
* * *
ДОМ стоял в стороне от улицы — величественный, респектабельный двухэтажный особняк, окруженный резными колоннами и пальмами. Рядом с обочиной была привязана бурая лошадь, которая, встряхивая ушами, нервно поглядывала на улицу.
Ричард оглянулся. Никого. Они оставили след из мертвых тел, и половина из них принадлежала Шарлотте. Она убивала снова и снова, движимая непреодолимой потребностью остановить дикость работорговцев. Он тоже был таким в начале этой заварухи. Тогда каждое новое увечье и зверство приводили его в ярость. Он видел вещи настолько неправильные и шокирующие, что единственной реакцией на них было уничтожение тех, кто их совершил. Это стало его моральной потребностью и единственным возможным человеческим ответом.
Теперь он видел это в Шарлотте. Она пыталась очистить город. Он не умел читать мысли, но точно знал, что происходит у нее в голове. Если бы только ей удалось убить всех работорговцев на их пути, боль прекратилась бы. Если она не убьет, ей придется пережить весь ужас того, что она видела за последние пять дней, и это разорвет ее на куски.
Прошло несколько месяцев, прежде чем он понял, что убийство работорговцев ничего не дает. Они были непосредственными мучителями, но независимо от того, скольких он убивал, пока где-то, кто-то богатый становился богаче от этих мучений, новые работорговцы всегда занимали место старых. Шарлотта тоже это поймет, но сейчас ей нужно было действовать, и она действовала. Он знал, что существует много видов болезней, типа чумы, но видеть их во всей их ужасающей красе было поучительным опытом.
Теперь она шла странно, будто ее ноги болели, когда она опиралась на них. Ее губы были сжаты в тонкую, жесткую линию. Ее кожа была бледной, а глаза сверкали. У нее был лихорадочный вид. Должно быть, она тратит слишком много магии. Отсюда было только два пути: либо она перестанет напрягаться и выздоровеет, либо истощит себя и умрет.
— Мы почти добрались, — сказал он ей. — Не надо больше, Шарлотта. Побереги себя.
Шарлотта кивнула.
Он рубанул дверь, точными ударами выбил замок и распахнул тяжелые деревянные половинки, открыв большой холл с лестницей, ведущей на второй этаж.
Он едва успел заметить троих арбалетчиков, притаившихся за перевернутым комодом. Он увидел приближающиеся к нему арбалетные болты и автоматически вспыхнул, бросая свою магию в бледный щит перед собой. Болты отскочили. Он бросился вперед.
— Умри, — приказала Шарлотта усталым голосом.
Трое арбалетчиков поперхнулись. Он перепрыгнул через сундук и срубил их тремя ударами.
Позади него Шарлотта тяжело опустилась на пол и прислонилась к колонне. Черт бы все это побрал!
* * *
ОНА была истощена. В ней тускло горела последняя искра магии. Если Шарлотта отпустит ее, ее власть над жизнью ослабнет. Ей почти хотелось это сделать.
Почему истощение так быстро подкралось к ней? Она потратила много магии, но не чувствовала усталости. Она чувствовала себя легкой и всемогущей, словно ее тело стало бременем, и она была отделена от него. А потом, в последние пять минут, когда она поднималась по крутой улице к дому, реальность снова обрушилась на нее. Ее тело казалось таким тяжелым, таким стесненным, будто каждый фунт ее плоти и костей превратился в три. Ноги болели. Ее чуть не стошнило, просто чтобы облегчить ношу.
В тот момент, когда ее магия потекла, чтобы ударить по лучникам, ее ноги подкосились. Слишком многое в ней ушло вместе с магией. Ей пришлось прислониться к колонне, иначе она упадет.
Ричард навис над ней. Она заметила гнев в его глазах.
— Хватит. — В его резком голосе звучала безошибочная команда.
Она чувствовала магию его тела, вибрирующую жизненную силу, дрожащую всего в нескольких дюймах от нее. Все, что ей нужно было сделать — это дотянуться до него. Ее магия захныкала, жаждая подкрепиться. Так рождались чумные — напряжение заставляло целителя искать альтернативный источник подпитки и откачивать ближайшую жизнь, чтобы продолжать убивать.
Он наклонил голову, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Шарлотта!
Она еще не была готова отказаться от жизни.
— Не повышайте на меня голос, милорд. Я знаю, где мои границы, и не собираюсь падать в обморок или умирать. Я больше не буду использовать магию. Вы сами по себе.
Из-за лестницы вышел худощавый, темноволосый мужчина. У него был меч.
* * *
МУЖЧИНА держал в руке длинный, тонкий, стальной меч, распространенный на юге. Он был молод, подтянут, двигался с идеальным равновесием и держал свой меч с абсолютной уверенностью. Опытный, возможно, профессиональный боец.