По Мыслящим Королевствам

Фостер Алан Дин

— Если бы. — Резкий тон Эхомбы сменился на тоскливый — Тогда я мог бы все это закончить и отправиться домой.

Они отыскали Накера неподалеку от того места, где сидели втроем, развалившимся на полу и раскинувшим в стороны руки и ноги. Из его разинутого рта поднимался сильный запах перегара, а недавно еще чистая одежда была заляпана пищей, вином и засохшей рвотой. Лицо было покрыто толстым слоем грязи, словно он головой натирал пол.

— Гиела! — пробормотал Симна. — Какое месиво! Присев на колени рядом с маленьким человечком, Эхомба нашарил деревянную

миску. Вылив остатки ее быстро застывающего содержимого, он перевернул посудину и подложил под сальные волосы Накера. Подушка получилась не особенно мягкая, но приемлемая. Покончив с этим делом, пастух попытался вывести спутника из оцепенения.

Симна понаблюдал за этим некоторое время и исчез, а когда вернулся, то принес кувшин, на три четверти наполненный водой, и принялся поливать лицо Накера, будто тот был засохшим комнатным растением. Последние капли достигли цели, и маленький человек очнулся, отплевываясь.

— Что… кто здесь? — Разглядев в темноте черты знакомого лица, он блаженно улыбнулся. — А, это ты, Этиоль Эхомба. Добро пожаловать на нашу вечеринку. — Внезапно нахмурившись, Накер попробовал подняться и не сумел. — А почему так тихо?

Пастух с отвращением прошептал:

— Накер, ты снова напился.

— Что? Я? Нет, Эхомба, я ни-ни! Конечно, выпил немножко. Праздник, понимаешь. Но я не пьяный.

Пастух был неумолим.

— Ты нам много раз говорил, что если мы тебе поможем, то такого с тобой никогда больше не случится.

— А со мной ничего и не случилось. Я — это я.

— Неужели? — Взглянув вниз на распростертое, беспомощное тело, Эхомба внятно произнес: — Как зовут моих детей?

— Даки и Нелетча. — Утомленная улыбка сморщила чумазое лицо. — Я знаю все, помнишь?

— Только когда пьян. — Поднявшись, пастух повернулся и прошел мимо Симны. — Парадокс — шут при дворе Судьбы.

Симна сделал движение, чтобы остановить его:

— Эй, Этиоль, бедолагу нельзя просто так здесь бросить.

В ответ на северянина в темноте комнаты глянули жесткие немигающие зеленые глаза.

— Симна, каждый сам выбирает, что делать со своей жизнью. Я решил выполнить просьбу умирающего человека. Ты решил сопровождать меня. — Он посмотрел на хилую фигурку на полу. Накер начал что-то тихонько напевать себе под нос. — Он выбирает вот это. Пора идти.

— Нет, погоди. Секундочку. — Тревожно склонившись над распевающим пьяницей, Симна схватил нечистую руку и с силой дернул. — Давай, Накер. Ты должен подняться. Мы уходим.

Слезящиеся глаза предприняли попытку сфокусироваться.

— Твой отец ушел от вас, когда тебе было девять. У тебя нет ни сестер, ни братьев, и ты всегда винил в этом свою мать, которая умерла шесть лет назад. Один зуб у тебя вставной. — Приподняв голову с пола, маленький человек повернулся и наградил улыбкой невозмутимого Эхомбу. — На берегу прямо напротив твоей деревни 1865466345993429 песчинок. Это до кромки воды во время прилива. Завтра будет по-другому.

Отпустив грязную ладонь, Симна медленно встал.

— Ось вселенной расположена

под углом четырнадцать запятая три семь градусов к плоскости эклиптики. Материя имеет двадцать восемь главных составных частей, которые не мoгyт быть далее разделены. Хоркл является гранком. Три хорошенькие женщины в комнате поглощают больше энергии, чем выделяют. — Накер начал тихонько хихикать. — Если смешать сахарный тростник и розы с нужными семенами, получится малина с превосходным запахом и вкусом. Царь Нул-уд-Шерьяма Эфур умрет в восемь двадцать вечера, подавившись костью Моа. Я знаю все.

Симна угрюмо наблюдал за Эхомбой. Наконец пастух наклонился над распростертым телом и прервал литанию ответов серьезным вопросом:

— Скажи мне одну вещь.

— Одну вещь? — Хихиканье стало громче и переросло в кашель. — Я скажу тебе что угодно!

Глаза, которые могли разглядеть возможного хищника, прячущегося на большом расстоянии, впились в лицо Накера.

— Ты можешь бросить пить?

Задыхаясь и кашляя, Накер ответил:

— Да. Когда захочу.

Эхомба выпрямился.

— Это то, что я хотел знать.

Не говоря больше ни слова, он обошел озадаченного Симну и направился к двери. Бросив последний взгляд на заливающегося смехом, кашляющего Накера, северянин бросился догонять друга.

— Алита и Хункапа будут беспокоиться. Заберем мою котомку и уйдем. — Когда они подошли к открытому входу в постоялый двор, Эхомба кивнул в сторону все еще темного горизонта. — Если повезет, мы будем уже довольно далеко, когда жители Незербре свяжут исчезновение Хункапы с нашим уходом.

Симна все еще беспокойно оглядывался на корчму.

— Но ведь он ответил на твой вопрос. Ты сам признал, что он сказал то, о чем ты хотел знать.

— Верно. — Выйдя из дома, они начали спускаться с крыльца. — Ты с самого начала был прав, Симна ибн Синд. Когда он пьян, ему кажется, будто он знает все. И действительно, когда он пьян, он знает очень много. Возможно, больше, чем кто-либо из когда-нибудь живших. Но он не знает всего. — Покинув дом, друзья повернули направо и быстро зашагали к конюшне. — Его ответ на мой вопрос доказывает, что есть по крайней мере одна вещь, которой он не знает.

Озабоченно всматриваясь в каждую тень в поисках признаков рано проснувшихся незербренцев, Симна поинтересовался:

— И что же это такое, братец?

Эхомба проговорил, как всегда, спокойно:

— Он сам.

XIX

Симна быстро оправился от потрясения, которое испытал, когда услышал, что их новый спутник вполне способен поддерживать беседу, хотя и с помощью крайне ограниченного словаря. Как и надеялся Эхомба, они сумели удалиться на много миль от напоминающего безукоризненную картинку села Незербре, прежде чем солнце показалось из-за верхушек деревьев. Утомленные предрассветным бегством, путники уселись в тени высокого дерева гингко. Даже Алита устал, так как приходилось не только спешить, но и все время карабкаться в гору.