По-настоящему
Шрифт:
Окончательно определилась с предметами на выпускные экзамены «по выбору». Это будут история, английский и обществознание.
Мама неожиданно для меня решила поучаствовать в деятельности родительского комитета нашего класса и активно занимается организационными вопросами Последнего звонка и выпускного. Собирает деньги, договаривается с рестораном. И переживает из-за моих экзаменов. Боится, что я сочинение «медальное» не напишу. А я не боюсь…
Странное ощущение. Уроков уже почти нет – одни репетиции и подготовка к экзаменам. И домашних заданий нет – но зато нарастает темп этой самой подготовки. Я набрала «методичек» для поступления на журфак и составила себе нечто вроде плана.
Правда, я всё чаще думаю о том, что можно открыться Димке. Мне же нужно придумать хоть какое-то оправдание своей «бурной» деятельности за письменным столом уже после поступления. К тому же мне нужен союзник в борьбе против семейного отдыха, который родители планируют на последние числа июля. Причём, надеясь порадовать меня, они хотят, чтобы сначала мы пробыли четыре дня в Москве, а потом поехали на две недели в Турцию. А мне нужно сдавать экзамены…
Завтра, завтра, завтра…
Завтра – мой последний школьный день. Отрепетированы все речи, нарисованы стенгазеты, написаны стихи. Стёпа писал о последнем звонке, я – о нашей первой учительнице. Ната будет петь, Оля играет в мини-спектакле, который готовит наш класс. Куплены и наглажены белые шёлковые ленты с надписью: «Выпускник-2000». Даже бутылка шампанского спрятана в холодильнике вместе с тортом, который Димка втайне от меня пытался протащить домой сегодня вечером… Я увидела брата из окна, с этой красивой коробкой в руках, и, когда Димка с мамой полночи громко переставляли кастрюльки в холодильнике, делала вид, что сплю и ничего не слышу. А спать – не могу совсем…
Уже третий час ночи… Я волнуюсь. Так странно и страшно осознавать, что этот день совсем близко. Конечно, я ждала, знала, что он наступит, и весь последний год строила планы, что будет после. И вот это самое мифическое «после» уже на пороге. И вроде бы я знаю, что будет дальше, но мне почему-то всё равно тревожно. Уж слишком много всего там, впереди…
Эти стихи Стёпа написал специально для Последнего звонка. Когда он читал их со сцены своим проникновенным голосом, учителя украдкой вытирали глаза. Потом я прочитала своё стихотворение, и зал, в котором сидели почти триста человек, буквально взорвался аплодисментами. Мама, смахивая слёзы, пыталась заснять меня на камеру. Я чувствовала себя такой взрослой и такой счастливой, что
Когда мы стояли с Максимом на сцене (его нога быстро пришла в норму после того случая), Стёпа смотрел на нас таким забавным ревнивым взглядом. И после праздника подтрунивал надо мной, мол, мы с Максимом прекрасно смотримся вместе. Пришлось в шутку стукнуть Стёпку по лбу и назвать «балдой». Уже после концерта Макс подарил мне, «как соведущей», трогательную открытку в форме колокольчика и сказал, что я «самая красивая сегодня на этой сцене». Хорошо, что этого не видел и не слышал Стёпа. Я очень смутилась, уж слишком неожиданным было такое внимание.
Речи директора, учителей, сценки с участием почти всех выпускников, пение Наташи… О, когда она пела, все замерли. Её чистый голос разливался по залу. А потом прямо с потолка в зал упала куча разноцветных воздушных шариков, а шарики на сцене лопнули, и под ними оказался сноп бенгальских огней… И зазвенел тот самый последний звонок. Звонок как звонок – привычно резкая трель, разве что чуть более громкая, чем обычно… И когда он стих, зал несколько секунд молчал. Уж слишком важным показался этот момент и выпускникам, и родителям, и учителям…
Потом – последний урок, последний классный час. Мы фотографировались с учителями, писали пожелания друг у друга на лентах, шутили, смеялись… Каждому из нас школа, в лице нашей любимой Татьяны Мироновны, подарила выпускной альбом – яркую книгу с фотографиями из школьной жизни: наши праздники, походы, концерты, брейн-ринги… Я листала альбом и не могла поверить, что этот кусок жизни уже в прошлом…
Потом мы ездили всем классом на озеро, снова фотографировались, снова пели… А вечером мы со Стёпой долго целовались в подъезде и никак не могли расстаться… И всё-таки зашли ко мне, смотрели запись праздника, сделанную моей мамой. Стёпин папа тоже снимал нас на видео, так что на днях у меня появится вторая кассета. Я категорически не понравилась себе на сцене. К счастью, Стёпка со мной не согласен.
А завтра начнутся консультации. 1-го июня пишем сочинение…
Как говорится, опаньки. Позвонил Максим. Рано утром, ещё до консультации по литературе, назначенной на 10 часов. Стал говорить что-то странное. Сначала, что ему нужны мои конспекты по литературе за последние два года («ты же так здорово пишешь!»), потом – что хочет почитать мои сочинения… И вдобавок – что ему нужно сообщить мне нечто очень важное. Что-то, что я должна узнать до выпускного вечера. Макс просил, чтобы я согласилась прогуляться с ним после консультации. Я замялась. С одной стороны, ничего такого в его просьбе нет, а с другой – как я объясню Стёпе, что иду домой не с ним?.. В итоге я сказала, что пока ничего обещать не могу.
Дальше – больше. На консультации Максим занял мою парту. Я откровенно удивилась.
– Ты что тут делаешь?
– Как что? Сижу. Тебя жду.
– Вообще-то… тут Оля сидит. И я.
– А может, ты со мной посидишь сегодня? А Оля – со Стёпой? Вы же все дружите! – умоляющим тоном произнёс Макс.
Тут вошла Оля.
– Что происходит? Макс, ты моё место занял?
Он замялся. Оля отреагировала мгновенно:
– Тогда мы с Мариной сядем на твоё, ладно? В конце концов, сколько можно за первой партой сидеть?
И, подхватив сумку, двинулась к парте Максима. Когда мы уселись, я тихонько объяснила Оле, в чём дело. «Донна Флор и два её мужа», – усмехнулась она. Видимо, у меня был очень протестующий вид. «Эх ты, литератор! Это же книжка Жоржи Амаду!» – рассмеялась она.
Стёпа вбежал в класс за несколько секунд до начала консультации. Утром ему нужно было съездить в военкомат. Собственно, только поэтому мы пришли в школу не вместе. Был такой интересный момент: он влетает в класс, глазами ищет меня на обычном месте, не находит, на лице написаны удивление и даже страх. Я машу ему рукой, и Стёпкино лицо расцветает улыбкой, а в глазах начинают плясать шальные искорки, которые я про себя называю «звёздочки любви». Да, знаю, звучит глупо, но мне нравится. В конце концов, это моя фраза, и, кроме меня, никто и никогда её не узнает. Ведь ты сохранишь мою тайну, дневничок?