По обе стороны фронтира

Волков Алексей Алексеевич

Кое-что было разломано второпях. Кое-чего уже явно не было. Кое-что валялось на полу, ненужное, никчемное. Но вдруг что-то пропущено? Искать, главное – искать!

Духи были благосклонны к юноше. За распахнутой настежь дверью совершенно неожиданно обнаружилось подлинное сокровище – длинноствольное ружье, прислоненное к стене. Очевидно, первые ворвавшиеся сюда просто не посмотрели за преграду и пропустили самое ценное.

Зато, к глубокому разочарованию юноши, нигде не обнаружилось ни пороха, ни пуль. Очевидно, их-то побывавшие здесь прежде не упустили.

Ничего.

Было бы само ружье, а чем стрелять – найдем. Обменяемся с другими, благо, будет чем. Оружие принадлежит тому, кто им первым завладел, но многое из добычи делится между всеми участниками набега.

Снаружи продолжали постреливать. Засевшие в доме не желали умирать бесславно и старались продать жизни подороже. Надо признать: среди бледнолицых хватает воинов, достойных уважения.

Чем славнее враг, тем значительнее победа.

Легкой победы уже не получилось. Два окна в доме, без стекол, с разбитыми переплетами, чуть дымились от порохового дыма. На пространстве перед ними в разных позах лежало шестеро. Кто-то еще шевелился, кто-то застыл навеки. Еще чуть в стороне, вне поля зрения неприятеля, лежали и сидели еще несколько раненых, и возле них возились другие воины, здоровые, накладывали перевязки на пострадавших товарищей. Валялись брошенные пучки соломы, кое-что из оружия… Последнее обязательно бы подобрали, однако ведущийся из окон огонь был слишком убийственным. Главное же – даже подскочишь вплотную, внутрь все равно не залезешь. Надо прежде хоть раму высадить, а как это сделать под свинцовым градом?

– Будем поджигать соседнюю комнату. Дом больше не нужен, – поведал Медведю кто-то из стоявших в стороне приятелей.

Погрузка добычи была практически закончена. Назначенные воины уже погнали прочь трофейное стадо. Дележ будет производиться в другом месте, более укрытом и безопасном. Скотина – в первую очередь мясо, только ведь коровы – не лошади, быстро перемещаться не станут. Потому лучше убрать их сразу. Во избежание любых нежелательных случаев. К ночи надо вообще уйти из ближайших окрестностей, благо, укромное место давно намечено.

Больше всего Черному Медведю хотелось испытать новое оружие. Посему он не стал присоединяться ни к тем, кто заканчивал вьючить добычу, ни к тем, кто все еще пытался добраться до последних уцелевших бледнолицых. Добраться до врага юноша был бы не прочь, только неплохо бы слегка довооружиться.

Далеко не каждый захочет поделиться порохом. Предложили пули, однако те не подходили к ружью. В итоге процесс поиска поневоле затянулся. Пока юноша раздобыл десяток подходящих зарядов, команчи уже натаскали поближе к осажденной комнате сухой соломы, а дальше вообще никаких проблем.

Полыхнуло сразу. Дождей давно не было, а полы в доме были деревянными. Как балки и мебель. Главное здание было подожжено с разных концов, и никто не сумел бы загасить огонь. Несколько воинов бросились по двору, подпаливая остальные строения. Поселок бледнолицых должен быть уничтожен. Чтобы и памяти о нем не осталось.

– Змей скачет, – Бьющий Орел как раз давал последние распоряжения, но на то он и был вождем, чтобы первым замечать происходящее.

Прославленный

разведчик несся наметом. Новый жеребец действительно являлся лучшим из всех, которые доводилось видеть Медведю и многим другим воинам. Во всяком случае, немногие лошади вынесли бы такую бешеную скачку.

– Воины бледнолицых! – выкрикнул Змей, осадив коня прямо перед вождем. – Много. Конные. Идут сюда.

– Далеко?

– Я видел их у самого горизонта. Время еще есть.

От горевших домов к небу начал подниматься дым, извещая далекий отряд о судьбе поселения. Если бледнолицые воины перед тем не торопились, сейчас обязательно ускорят движение. Какие еще знаки нужны, чтобы поведать миру о постигшей асиенду судьбе?

Бьющий Орел скользнул по лицам ближайших команчей.

– Меткий Глаз и Дикий Койот. Останетесь здесь. Подождете, вдруг бледнолицые попытаются вылезти? Не задерживайтесь. Мы уходим. Быстро.

Поторапливать никого не пришлось. В набег шли люди умеющие. Выдерживать сражение с подмогой никому не хотелось. Да и добычу требовалось довезти до дома.

Все сборы заняли мгновения. Ценное было уложено, скотина и пленные давно исчезли за горизонтом. Даже пыль осела, словно не проходил тут никто и никогда. Какая-то минута, и десятка три индейцев, все, которые еще находились в асиенде, были на конях и крупной рысью устремились прочь. Лишь взметнулась пыль, и все. Отряд растаял, будто его никогда не было. Только занимающиеся пожары да валяющиеся тела убитых напоминали о недавно разыгравшейся здесь драме.

Усадьба

– Уходят, сволочи, уходят!

Педро первым заметил мгновенно поднявшуюся суету.

Комната постепенно наполнялась дымом. По двери уже пробежал первый робкий язычок пламени. Какие бы причины ни вызвали поспешный отъезд врага, все черные дела команчами были уже сделаны. Несколько минут, и огонь ворвется в последнее убежище, а дальше вопрос, угорят ли защитники, или сгорят живьем.

– Подождем чуть, и выбиваем раму, – распорядился Луис Альберто.

Про себя он подумал: команчи наверняка оставили несколько человек как раз на подобный случай. Многого не надо. Два-три хороших стрелка мгновенно заметят действия мексиканцев, и останется лишь взять окно на прицел.

Пройти же через комнаты было абсолютно невозможно. Судя по гулу, огонь занялся всерьез. Не успеешь проскочить через первую комнату, как сам загоришься не хуже пучка соломы.

Ждать было тяжело. Дым уже ел глаза, а опасность поджариться вселяла ужас. Гораздо больший, чем погибнуть от томагавка или от стрелы.

– Ускакали уже, – Педро вновь осторожно выглянул наружу. – Нет вокруг никого.

– Ладно, ломаем, – разрешил управляющий.

Вдвоем со слугой они в несколько ударов прикладами выбили остатки переплета.

– Давай и второе! – приказал Луис Альберто.

– Зачем? – Педро явно торопился поскорее выскочить из огненной западни.

– Ломай, кому говорю?!

Огонь возник на потолке. Дверь вообще откровенно занялась. Дышать становилось нечем. Сколько еще осталось? Минута, две?