По рукам и ногам
Шрифт:
Тьфу ты, ебать тебя за ногу! Иногда мне кажется, что мучитель и в Аду меня достанет.
– Чего тебе? Разве мы не все еще выяснили?
– Открой немедленно! – я аж подскочила, он по двери шарахнул если не кулаком, то сразу ногой, наверное.
– Ни за что! – вдруг вспылила я. – Видеть тебя не хочу! Трус! Боишься, что у твоей
компании проблемы с налогами будут? Поэтому притих? Или, как по-твоему, удар-другой можно пропустить в воспитательных целях, а? Только вот, Кэри, я человек и мне тоже бывает больно. Воспитатели, блин…
И чего я уже бунтую-то…
Ну да,
большей дурости и придумать сложно.
– Кику Ланкмиллер, немедленно открой дверь, иначе я ее вышибу ко всем чертям, – это было сказано настолько спокойно и с такой глубокой обреченностью что ли, что мне стало страшно. Прямо по-настоящему страшно – до холодных рук и пересохшего горла.
Я открыла дверь и сразу же отпрянула назад, будто впускала не мучителя, а, по меньшей мере, разъяренного тигра. И забыла удивиться, с какой это радости он меня под свою фамилию записал.
Едва Кэри появился в поле зрения, сразу все встало на свои места. Вот оно что решил…
– Я просто умыться хотела, а ты подумал, что снова руки на себя наложить? Потому ломился?
– Только вот скажи сейчас, что у меня оснований не было. Ты уже не первый раз после громкой реплики ни с того ни с сего запираешься в ванной, – ворчливо, как столетний дед, фыркнул мучитель, отступая с прохода.
Я неопределенно передернула плечами и смерила мучителя взглядом снизу-вверх. Стоял в дверях, здоровый мужик, на полторы головы выше. Казался надежным. А был на самом деле-то…
– Мне жаль, что так вышло, – он все-таки провел большим пальцем по нижней губе, почти не причиняя боли.
Смотрел мне прямо в глаза. Сам смотрел. И ни черта ему было не жаль. Просто сухой жест, чтобы утихомирить мою беспокойную психику. Или вообще, чтобы просто не молчать – ответить хоть что-нибудь, без разницы, насколько оно будет лицемерное и пустое.
– Знаешь, Кэри, я в жизни никогда не была в театре, но дешевые представления терпеть не могу, – отступила в сторону и, протиснувшись в дверь между косяком и мучителем, быстрым шагом направилась в кухню, но почти по достижении места назначения оказалась довольно грубо схвачена за воротник и остановлена.
– Прежде чем достигнешь мастерства в своем ценительстве, научись под ноги смотреть, – язвительно прошипели мне на ухо.
Я опустила глаза вниз. Прямо перед самой лужей с осколками разбитого стекла – и ведь она совсем из головы вылетела. Пора избавляться от привычки ходить босиком по этому дому.
Кэри меня выпустил, и я примостилась на диванчик за столом, пока мучитель убирал осколки и вытирал воду с пола.
– И ты, значит, метис, да? – сменила тон на более миролюбивый, а то у нас такими темпами дело до мировой войны дойдет, а мне еще много чего узнать
– Как ты успела уже понять, – отстраненно ответил Кэри, сгребая все осколки в кучу. – И шайларрский, разумеется, знаю. Кику, что за глупые вопросы? Это же родной язык моей матери. В первые годы жизни я говорил на нем лучше, чем на языке Альянса. С годами, конечно, забывается…
Н-да, отцовские гены в нем явно возобладали и в плане в внешности, и в плане характера, хотя что-то шайларрское в мучителе, безусловно, было. Едва уловимое, и это только шарма ему придавало, по правде говоря. Я подперев рукой щеку, намеревалась продолжать расспрос.
– А почему же маму твою звали Эмили? Это же вроде имя-то совсем не шайларрское…
– Знаешь закон о том, что на упаковке товара обязательно должна быть информация на языке страны, в которую его импортируют? Здесь действует что-то вроде того. Если они с самого начала хотели продать ее куда-то в страны Альянса, то и имя сообразно было бы дать такое, которое будущему хозяину будет ближе.
Ты посмотри, как хитро у них все устроено, продумали заранее, не поленились… Вот что значит столетний стаж рабовладения, даже таким мелочам внимание уделяют.
– И что же значит «Кику»? – я качнулась вперед, опасливо поглядывая на Ланкмиллера, все еще занятого со своими осколками. За все время, что мы вместе, я уже успела понять, что вопросы о моем имени мучителя изрядно раздражают, но интригу, так внезапно навеянную Такарой, я не могла не развеять.
– Прирожденный кулинар, значит, – со смешком отозвался мучитель, водружая на стол тарелку с моими космическими бутербродами.
– А если серьезно?
– А если серьезно, то возьми в библиотеке словарь и посмотри. Я тебе не энциклопедия.
Ну да, сам назвал – и не знает, как. Что-то мне с трудом в это верится. Ну и черт с ним, возьму да посмотрю, сдалась мне помощь мучительская…
– Я есть хочу, – аккуратно цапнула с тарелки бутерброд и многозначительно стрельнула глазами в сторону Ланкмиллера. И вообще-то, давно уже хотела, но один только вид Такары, отбил мне весь аппетит, как всегда.
– Ничего удивительного, время уже обеденное, – он кинул короткий взгляд на часы. – Я что-нибудь приготовлю. А то, кажется мне, ты у нас не слишком-то рукастая.
– Зато учусь быстро, – безаппеляционно парировала я и вдруг выдала то, чего совсем не стоило бы. – Кэри… Ты как-то упоминал, что твоя мама покончила с собой, это… из-за чего случилось? – ну или я что-то совсем уж не то затронула, или Ланкмиллер тоже у нас не слишком-то рукастый, чтоб так тарелками грохать.
Ну естественно, спроси он меня о чем-нибудь таком, я б уже давно сбежала из кухни, хлопнув дверью. Мол, оставь мне хоть каплю личного пространства, незачем душу-то уже выворачивать да вытпяхивать. Ну а я с этим вопросом просто приз за бестактность заработала. Это ж надо так. Даже стыдно. Но появление Такары всколыхнуло во мне уйму разных вопросов, и этот исключением не был. Уж не по вине ли много обожаемого дядюшки все случилось?