По рукам и ногам
Шрифт:
– Кику?
– Не делала я ничего… – хрипло, почти плаксиво.
На меня обрушилось сразу несколько коротких отрывистых ударов с небольшим замахом, но еб твою мать, как же больно… Я сначала скулила, потом громко.
– Кику, имена… название… – прошилось сквозь шум в голове.
Я помотала головой, зная, что слова в предложения уже не соберу. Хоть бы передохнуть дали… Нет, пока еще терпеть можно.
Следующие уже с сильным размахом были и оттяжкой. Теперь голоса не то чтобы сквозь вату, а будто я под стеклом.
Теперь Генрих задавал вопросы после каждого удара, только я их не слушала и постоянно только мотала головой.
Начальник охраны со вздохом опять замахивался. Я вздрагивала после свиста, еще до момента удара, и оттого было больше, одуряюще больно. Когда бьют, надо расслабиться, так будет легче. Но тело уже не слушалось.
Я царапала собственные пальцы.
Не дышалось.
– Перерыв, – тяжело вздохнул Генрих. Устал, бедный.
– Я вас заменить могу, если что, – сразу подхватился Блейк.
– Не надо. Иначе мы от нее так ничего и не добьемся. Отвечай, – голову за волосы приподняли над столом, – где хранится яд?
Я подслепнувшими глазами рассеянно уставилась на начальника охраны, часто моргая и щурясь. Что он спросил, а?
– А вы не переборщили? – с опаской поинтересовался Оливер. – Вон она какая анорексичная… От болевого шока можно и…
– Живая, – успокаивающе констатировал начальник охраны. Дайте ей время, до завтра созреет и все скажет. А не скажет, иголки под ногти вгонять будем. Оливер, ты у нас самый добросердечный, приуберись здесь. Потом приходи в столовую, время обеденное.
Послышались шаги, дверь хлопнула.
Мужчина, даже, наверное, парень – он совсем еще молодой был – первым делом отвязал меня, помог подняться и сунул измятую кофту:
– Вот, держи. Прикройся, – я бездумно кивнула, прижимая ее к груди. Спасибо тебе, добрый человек.
– И что теперь? – принялась раскачиваться туда-сюда на узкой деревянной скамеечке, пытаясь хоть как-то унять боль.
Оливер обернулся:
– Есть хочешь?
– Хочу, – чувство голода заметно на второй план отошло, но совсем не исчезло. Мутило, правда, немного.
Мне на раскрытые ладони опустился пирожок, румяный и круглый. Кофту прижимая локтями к груди, чтоб не спадала, я принялась осторожно есть. С рисом, оказывается. Ну, если отравлен, значит отравлен. Зато больше бить не будут.
Закончив с уборкой парень опустился рядом…
– Ну… ты лучше сознайся во всем, зачем мучатся? Все равно тебя, можно сказать, поймали на месте. Отпираться и толку нет.
– Но я ведь на самом деле… я правда ничего не делала… Генриха можно еще в этом хоть как-то убедить?
Боль потихоньку, мерно остывала. Она вся не уйдет, но хотя бы глаза слепить не будет. Что у меня там со спиной, я даже боялась представить
– Думаю, он уверен в этом почти полностью. Его переубедят только факты.
– Правильно слышал, – тяжелый скрип открывшегося двери лезвием ударил по ушам. Голос ударил еще больше.
– Кэри, сука… – я чуть было не поперхнулась, – ты серьезно думаешь, что я тебя…
– Кику, солнышко, у меня для тебя сюрприз, – проигнорировав мои слова Ланкмиллер с противной ухмылкой продемонстрировал мне чем-то наполненный шприц.
– Усыплять собрался? – мрачно осведомилась я. Да он, мразь, здоровее всех здоровых. Хотя снова небритый.
– Это быстродействующее обезболивающее, – деликатно поправил Кэри и тут же всадил иглу мне в шею чуть ли не с размаху, – расслабься, синяк же будет.
Все тело моментально как-то одеревенело, а в кончиках пальцев чувствительность пропала и вовсе. Это, однако, не обезболивающее, а уже какой-то наркоз. Хотя именно то, что мне и нужно.
– Спасибо, – тихо шепнула я Оливеру, доедая свой скромный паек. Парень ободряюще улыбнулся.
Кэри поднял меня на руки и больше, кроме его черной рубашки, я ничего видеть не смогла. Все еще носит траур? Ну надо же…
– Господин, она…
– Физически не могла она ничего сделать, – Ланкмиллер как-то полу-снисходительно ухмыльнулся. – Мы с Генрихом об этом поговорили…
Я плавала в тумане, и очередной проблему сознания случился, когда меня уже на кровать в апартаментах хозяина опустили.
– Кэри?
– М?
– Знаешь что? Херовый из тебя спаситель, вот что. Мог бы и раньше прийти, – я с трудом перевалилась на бок, уткнувшись носом в благородно-сиреневую простыню.
Голоса почти не было. Такое тихое измотанное хрипение.
– Я думал об этом, но потом посчитал, что тебе будет полезно.
Будь я в здравом уме сейчас, наверное, сделала бы какую-нибудь гадость. А так вышло только сипло-беспомощное:
– Сволочь… Что у меня теперь со спиной?
– Ничего у тебя со спиной, – Ланкмиллер фыркнул, – этот метод тем и хорош, что отличается особой болезненностью и совсем не оставляет следов. Кстати, мне нравиться твой новый метод ношения одежды.
Он лег рядом, нарушая мое личное пространство. Отодвигаться сил не было.
– Знаешь, как это больно и обидно?..
– Поплачь, – равнодушно предложил Кэри, – должно помочь.
– Будь я чуть слабее характером – непременно. Прямо на твоей груди. Но плакать я не умею.
На душе вдруг стало так погано, хоть вой. Трясло. Немного дрожали губы. А слезы…
Слез не было.
========== Часть 15 ==========
После обезболивающего наступил дико-беспощадный отходняк. Крутило, короче говоря, нестерпимо. Я лежала на животе, носом уткнувшись в большую, мягкую, Ланкмиллером пахнущую подушку, и с наслаждением не ощущала рядом тепла его тела.