По секрету всему свету
Шрифт:
Однако Мурзилка не уходил. Он топтался на одном месте, словно тут был закопан горшок с кашей.
– Тебе в какую сторону?
– поинтересовался Буратино. И, не дождавшись ответа, добавил: - А вот мне в другую.
– Ладно, - сказал Мурзилка.
– Пойду пока возьму интервью у петуха. Он снова в куче навоза жемчужину нашел. И какую!
Приятели разбрелись. И снова словно потерялись. Там и сям на свалке роями и поодиночке рылись живописно убранные в лохмотья старатели. Летали облака мух. Кружили, как чаинки в стакане чая, стаи ворон. В отдалении создавал сложную скульптурную композицию живописец Тюбик. В ее центре он расположил старый протез Бабы-Яги Костяной Ноги. Все были заняты мирным повседневным трудом. Свалка шевелилась, жила: радовалась, печалилась, надеялась. Тут же училось ходить строем будущее страны. Детишки в противогазах пели: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек".
Какое-то время Буратино находился еще под впечатлением разговора с Мурзилкой. "Толстяки писали название своей газеты "Правда" в кавычках, подумалось ему.
–
Размышляя о секретах журналистского мастерства, Буратино настолько увлекся, что пришел в себя лишь тогда, когда наткнулся на странный колодец. Оттуда дул теплый ветер, а на его далеком дне мерцал огонек. "А чем не название "Огонек"?" - по инерции подумал депутат со значком в кармане и тут же сообразил, что колодцы, а тем более замаскированные свалкой, просто так строить не будут. В стенку были вмазаны скобы, чтобы по ним можно было спускаться и подниматься. А раз есть скобяная лестница, значит, есть и те, кто ею пользуется. А раз есть те, кто ею пользуется, значит, есть и тайна. А раз есть тайна, то почему бы ему, Буратино, народному депутату, не засунуть в нее свой длинный нос? Недавно при аналогичных обстоятельствах любопытной Варваре, тоже, кстати, депутату, нос оторвали, но это Буратино не пугало - он привык рисковать. Тем более, если этим можно было задним числом оправдать свой прогул.
Колодец не выглядел заброшенным. За ним явно присматривали. И Буратино не раздумывая принялся спускаться, протиснув свое худенькое тельце сквозь редкую решетку люка. "Прямо крысиный лаз", - отметил депутат про себя.
Чем глубже он спускался, тем больше убеждался, что стоит на пороге раскрытия великой тайны. Душа его затрепетала в радостном предчувствии. "Это будет почище золотого ключика!"чувствуя, что волнуется, думал Буратино.
Чутье его не подвело. Ступеньки кончились, и он встал своими деревянными башмаками на дно гулкого колодца. Его тут же выдало предательское эхо. Обувь пришлось снять и взять подмышки. Буратино остался в толстых вязаных носках. В них он мог передвигаться бесшумно, как привидение.
Буратино осторожно выглянул в освещенный тоннель. Гирлянда лампочек под сводом уходила вдаль. Казалось, у подземного хода нет конца. Среди ровных плит, которыми был вымощен пол, поблескивали тонкие рельсы, на стенах висели непонятные знаки.
В столице Страны Дураков, красавице Центропупии, было роскошное метро. Буратино бывал в нем тысячи раз. Но это подземелье нисколько на него не походило. Пока Буратино раздумывал, до его слуха донеслось весьма знакомое цоканье. Издали оно напоминало щебет ласточки. "Может, подобно той, которую спасла от смерти на морозе Дюймовочка, эти тоже решили перезимовать в подземелье, потом приспособились к нему, привыкли и решили никуда больше не улетать и жить в нем, как летучие мыши?
– логически размышлял деревянный мальчик.
– Если одна ласточка могла перезимовать в норе крота, то почему этого не могут делать и другие?" В Стране Дураков могло быть все. Но что-то уж больно знакомое было в этом поцокивании. Буратино готов был поручиться головой, что уже слышал его когда-то. "Крыса!" - внезапно вспомнил он, и все сомнения мигом рассеялись: такие звуки могла издавать только крыса - этот извечный враг рода дураков. Вынув на всякий случай нос, который мог его выдать, Буратино осторожно выглянул опять. Он не ошибся: по тонким рельсам бесшумно катила вереница тележек, которой и в самом деле управляла крыса в мундире Госстраха. Буратино поспешно юркнул в колодец, а когда тележки прошелестели мимо, бросился за ними вдогонку, не раздумывая о том, что ждет его впереди. Он летел бесшумно, как тень, и, догнав последнюю в составе тележку, ловко на нее подцепился. Путь был недолог. Ветерок свистел в сосновых кудрях. И все было бы хорошо, если бы не кончик голого сиреневого хвоста, который болтался у Буратино перед глазами. Всю дорогу Буратино владели противоречивые чувства: он испытывал при виде хвоста то судорожное отвращение, то непреодолимое желание дернуть за него как можно сильнее. К счастью, жизнь кое-чему научила Буратино, и здравый смысл победил. Куда важнее было установить, что, куда и зачем везла крыса.
Состав сбавил ход. Буратино подтянулся на руках и бросил взгляд вперед. Там полосатой зеброй рябил шлагбаум. А заодно пошарил глазами в тележке. Тележка была заполнена аккуратно связанными папками. На каждой стояли печати, штампы, грифы и надписи: "Дело. Начало. Конец." "Интересно, куда они их возят?!
– стал мысленно прикидывать Буратино.
– На свалку такого не выбросишь. Раскопают - всем толстякам и крысам конец!.." Буратино нисколько не сомневался, что случай свел его с архивными крысами, которые хранят все тайны Страны Дураков. Как ему сейчас хотелось все тайное сделать явным! Это могло бы очень помочь Перестройке. Но он решил проявить выдержку: один в поле не воин. Даже Буратино. На фоне шлагбаума появились часовые, и народный депутат едва успел перебраться в тележку и втиснуться между папок. Пока часовые обнюхивали тележки, Буратино пытался привести в порядок свои мысли. Страну Дураков будоражили слухи о том, что партия Трех Толстяков заодно с министерствами Главголод, Главхолод и Главстрах усиленно уничтожают сказки о своих преступлениях, чтобы, когда их призовут к ответу, все было шито-крыто, и они могли подать в суд на своих противников за клевету. Это позволило бы им сменить вывески на своих учреждениях, а самим остаться на местах
Крысы поцокали и пропустили состав. Он мягко шатнулся на стрелке и вьехал на возвышение. Шум, который издали напоминал морской, усилился. "Словно на колдовской мельнице", - отметил про себя Буратино. В следующую минуту он почувствовал мягкий толчок, и тележки стали заваливаться набок. Уцепиться было не за что. И Буратино вместе с толстыми папками полетел вниз. Широко раскрытыми глазами он увидел огромную, как пасть чудовища, машину, в которой вместо языка вращались усеянные шипами валы, подкладывая и разгребая гору архивных документов под мелькающие ножи. А те уже яростно секли бумаги, словно сабли, превращая их в лапшу. Ужас был столь велик, что крик застыл у Буратино в горле. Он подавился им, словно волк костью, и в немом отчаянии устремился в бумажный омут, который, медленно вращаясь, оседал, затягивая все, что в него попадало, глубже и глубже. И в тот же миг его с головой накрыла тяжелая волна увесистых папок, каждая из которых могла превратить сухонькое и легенькое тельце деревянного неслуха в груду щепок...
...Буратино не помнил ни того, как выкарабкался на поверхность, ни того, как выбрался из пасти механического чудовища и спрятался среди мерно шумящих механизмов. Глазами, полными ужаса, он наблюдал, как измельченные лоскуты бумаги перемешиваются, просыпаются сквозь ячейки разнокалиберных сит и на специальных жерновах размалываются в труху. Даром что бессмертный, как и все сказочные герои, Буратино и думать не хотел о том, что его ожидала бы миг назад та же жуткая участь. Лишь теперь он как следует разглядел, что машина, которая могла уничтожить весь архив Страны Дураков без шума, пыли и дыма, смахивает на железного дракона, пожирающего все, что в него попадает. "Так вот почему не пахнет смаленым!" - не без горечи за дальнейшими превращениями бесчисленных документов. Этажом ниже в огромных чанах бумажную муку разводили кипятком, затем сыпали в них различные снадобья и превращали в тесто, которое, в свою очередь, поступало по транспортеру в многорукие тестомешалки с деревянными кулаками. Это все смахивало на пищеварительную систему дракона: пищевод, желудок, кишки... А на самом нижнем этаже можно было разглядеть и готовую продукцию. Из-под задранного, похожего на драконий хвост козырька одна за другой появлялись палки розовой колбасы и длинные гирлянды сосисок. "Так вот какой жвачкой они обкармливают народ!
– схватился за голову Буратино.
– Да мы же все ими одурачены!"
На глазах депутата вершилось преступление. Не удивительно, что на подобных колбасных изделиях ставили пробу: один и тот же кусок колбасы пятьсот восемьдесят третьей пробы, к примеру, могли пробовать, передавая друг другу, пятьсот восемьдесят три дурака, да еще оставалось кое-что пожевать и пятьсот восемьдесят четвертому. За это дураки бумажную жвачку и ценили, что каким-то куском можно было год семью кормить. Все же не лапу, как медведь, сосать - сам не наешься, так хоть глаза насытятся... Но над мелкими земными мыслишками в Буратино взяли верх государственные заботы. "А люди считают, что они прячут концы в воду!
– смекал народный депутат. Они же вон как их хоронят! Нет концов - нет и начала. Сказку начинай сначала!"
Установив, куда деваются истории злодейств, Буратино задавался вопросом, откуда они берутся. А для этого нужно было проследовать весь путь от начала до конца в обратном направлении. Когда тележки встали на рельсы и водитель состава занял свое место, Буратино умудрился в последний миг поднырнуть под самую последнюю и прилепиться к ней точно так же, как он прилепился к петуху, когда нужно было незаметно проникнуть под его брюхом в харчевню "Трех пескарей". Теперь Буратино владело одно-единственное чувство: он негодовал от сознания того, как просто продается и покупается дурак за кусок омерзительной поддельной колбасы, заплатив за нее своим прошлым и будущим... Неожиданно состав остановился на запасном пути, разъезжаясь со встречным поездом. Послышалось цоканье крыс. Они приближались. Между колес заплясал лучик фонарика, и Буратино догадался, что часовые осматривают каждую тележку. Нужно было позаботиться о спасении. К счастью, в стене рядом были ступеньки, и ничего другого не оставалось, как наудачу воспользоваться ими.
Лесенка вывела на подвесную галерею, бежавшую под потолком тоннеля. Сколько хватало глаз, ни впереди, ни позади не было ни души. Галерея не охранялась. И Буратино припустил во все лопатки. В толстых вязаных носках, сам почти невесомый, он бежал стремительно и бесшумно, как водомерка по пруду.
Наконец тоннель изогнулся, раздвоился и рельсы разошлись. Состав проследовал в одном направлении, а галерея пошла в другом. Буратино ничего не оставалось, как двигаться дальше. За новым поворотом замерцало море огней, прекрасное, как цветок папоротника, цветущего в Мире Сказок глубокой ночью раз в году. А миг спустя донесся и легкий мерный гул, напоминающий пчелиный. Но вместо аромата лугового разноцветья теплый ветер обвеял Буратино запахом машин. Огни впереди вспыхивали и гасли целыми рядами и прямоугольниками, мерцали и переливались, как живые, пульсировали короткими острыми лучиками. Желтые, зеленые, красные...