По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России
Шрифт:
К 11 часам вечера пароход пришел в село Кузаранду (названное на карте почему-то Казаранской выставкой). Здесь жила известная и Петербургу вопленица старушка Федосова, познакомившая столичных жителей с характерными заплачками и причитаниями северного края. Хотя здешние женщины и знают многие былины и поют их в качестве «сказительниц», но главной их специальностью остается все-таки свадебная и похоронная лирика, которая часто бывает настолько картинна, настолько проникнута глубоким, искренним чувством, что вызывает невольные слезы у слушателей.
Над озером давно уже спустилась белая июньская ночь, когда наш «Петрозаводск» тронулся далее. По северной части горизонта тянулась алая полоска зари, — не то последний отблеск погасшего заката, не то провозвестница нового, приближающегося рассвета. Кругом стояла полная тишина. Угомонившееся Онего точно заснуло в своих широких берегах; в его зеркальной глади отражалась глубокая, беспредельная высь неба, и ближний берег, и эта дальняя светлая полоска не сходящей с горизонта зари.
В 2 часа ночи в рубке раздался голос матроса: «Господа,
Палеостровский монастырь
Когда к нему на остров стала собираться братия, он построил церковь Рождества Богородицы и другую во имя Ильи Пророка с трапезой. Управляя монастырем, он часто удалялся для уединенной молитвы в пещеру на окраине острова, где и скончался. Тело его было перенесено в монастырь учеником и преемником его Авраамием, также прославившимся строгой подвижнической жизнью. Оно покоится теперь в соборной церкви, в гробнице, которая, по словам Челищева, бывшего здесь в 1791 году, запечатана будто бы Петром Великим. Но если о жизни преподобного сохранились по преданию кое-какие скудные сведения, то вопрос, в какое время он жил и когда основан монастырь, остается и поныне открытым. На основании одной грамоты государей Иоанна и Петра Алексеевичей время основания монастыря можно, по-видимому, отнести к XII веку. А именно, в ней встречается следующее место: «В прошлых-де годах, тому с пятьсот лет и болши, новгородские посадники дали под строение того их монастыря Палеостровского первоначальнику преподобному Корнилию на Онеге озере Палей, Речной и иные острова». Выражение «тому пятьсот лет и болши», употребленное в 1691 году, которым помечена грамота, указывает на XII столетие, как на время основания монастыря. Но г. Зверинский, в своем описании русских монастырей, высказывает некоторое сомнение в столь давнем существовании обители. Заметив, что первое письменное о ней упоминание относится лишь к 1391 году, он приводит выписку из описи 1582 года, в которой, между прочим, сказано: «А на монастыре церкви Рождества Пречистые Богородицы, да церковь Никола Чудотворец, да церковь теплая Илья Пророк с трапезой. А церкви поставлены и церковное строенье прежнего игумена Корнилия». «Это известие, — говорить он, — заставляет усомниться, чтобы монастырь был основан в XII столетии, так как церкви и строенье деревянные, построенные Корнилием, едва ли могли сохраниться более, чем в течение 300 лет». Но тут же, впрочем, и сам приводит пример долголетия деревянных построек, указывая на древнюю церковь Муромского монастыря. Архимандрит Игнатий, в кратких жизнеописаниях русских святых говоря о преподобных Корнилии и Авраамии Палеостровских, помещает их в отдел XV века и временем смерти Корнилия определяет 1420 г., а несколькими строками дальше замечает, что нет достоверных известий «ни о времени преставления сих угодников, ни о времени пришествия их на остров».
В XVII столетии на монастырь нападали литовцы. В 1654 году здесь находился в заточении Павел, епископ Коломенский, известный, как один из главарей раскола в православной церкви. В настоящее время монастырь весьма беден, несмотря на большие угодья и лесные дачи, жертвуемые ему в разное время благотворителями и закрепленные за ним царскими грамотами.
От церкви, где пред мощами св. Корнилия был отслужен молебен, путешественники отправились к его пещере, находящейся в расстоянии около 200 сажен от монастыря, на берегу, покрытом скалами, камнями и редким ельником. Деревянная лесенка ведет к часовне, составляющей преддверие пещеры. Сама пещера настолько мала, что Челищев даже сомневается, чтобы преподобный мог жить в такой тесноте. «Тесная сия ущелина, — говорит он, — не имеет довольно места, чтобы лечь и вытянуться человеку, не имеет ни окна, ни печи, ни горна, ниже крышки от дождя, снега и ветров». Но и в житии не говорится, чтобы святой жил здесь постоянно. Он только удалялся сюда на время для молитвы и уединенных подвигов, для которых, конечно, никаких удобств не требовалось.
На пароходе раздался первый свисток, и он тронулся в обратный путь к монастырю. Не успел наш «Петрозаводск» обогнуть Палеостровского мыса, как впереди, спускаясь по откосу кряжа, показалось на берегу селение Толвуя, с именем которого связано не одно историческое воспоминание.
Толвуя. Дом Халтурина, 1812 г. Местная тележка
Селение это упоминается в грамотах, начиная с XV столетия. В здешнем приходе
Село Шунга на озере Путкозере
Сюда же в царствование Бориса Годунова была прислана в заточение Ксения Ивановна, в инокинях Марфа, бывшая супруга боярина Феодора Никитича Романова, как известно, также постриженного под именем Филарета и сосланного в Сийский монастырь. Посланный с ним пристав Воейков был свидетелем, как сильно тосковал по жене и детям Филарет Никитич. «Жена моя бедная, наудачу уже жива ли? — говорил несчастный: — Где она? Чаю, где-нибудь туда ее замчали, что и слух не зайдет. То мне и лихо, что жена и дети; как помянешь их, так словно кто рогатиной в сердце кольнет!» Но нашлись добрые люди, которые, несмотря на все строгости, отваживались хотя изредка переносить вести из Толвуи в Сийский монастырь и обратно, то были: поп Ермолай Герасимов, крестьяне Глездуновы, Тарутины и другие. И не забыла великая инокиня своих толвуйских доброхотов. По восшествии на престол государя Михаила Феодоровича, поп Ермолай сделан ключарем московского Архангельского собора, и ему, вместе с сыном Исаком, пожалована вотчина в Челмужском погосте. Тарутины, Глездуновы и сенногубские крестьяне Сидоровы — все получили царские обельные грамоты, и потомки их, до нашего времени, пользуются правами предков. У Ключаревых в Чёлмужах хранится, по слухам, портрет великой инокини Марфы Ивановны, подаренный их предкам, вероятно, еще в Москве.
Толвуя
В Толвуе путешественники познакомились с местным старожилом Халтуриным, дом которого составляет также своего рода достопримечательность. Выстроенный в 1812 г., он является типичным представителем местных построек старого типа. Там же неподалеку они зачертили и образец местной тележки, похожей скорее на продолговатую тачку с колесами, вырезанными из цельного куска дерева.
Место терема царицы-инокини показывают на север от церкви в огороде, где и посейчас еще видны остатки какого-то фундамента, заросшего травой. Но трудно утверждать, что это остатки именно того дома, в котором томилась в заключении узница. Во-первых, по замечанию Халтурина, в Толвуе прежде было три церкви, и фундамент мог остаться от одной из этих церквей; во-вторых, каменные дома в здешних селах и в настоящее время составляют величайшую редкость, а в начале XVII века здесь не могло и быть других построек, кроме деревянных. В свой очередь, Халтурин слышал от деда, которому было 90 лет, предание, что дом находился не на север, а на восток от церкви, в поле, где теперь стоить небольшая крестьянская баня.
На поле у бани, конечно, никаких следов не осталось. Впереди виднелся залив, огибающий Толвуйский полуостров, на берегу стояли два дома, один из которых принадлежит древнему роду Захарьевых. Путешественники зачертили в альбом этот унылый северный пейзаж, эту узкую полоску земли, на которой в былое время трудился св. Зосима, этот залив и эти дали, на которых останавливались когда-то унылые взоры томившейся здесь царственной затворницы.
Расставаясь с Толвуей, необходимо заметить, что в 7-ми верстах от селения и посейчас еще существуют два небольших поселка: Ближнее Царево и Дальнее Царево, получившие будто бы свои названия от времен пребывания здесь царицы-инокини. В Ближнем Цареве есть родник, из которого она, по преданию, пила воду. Вода в роднике отличается и теперь еще чистотой и приятным вкусом.
От Толвуи пароход направился к Повенцу, но по дороге зашел еще в Шунгу, играющую здесь роль местного торгового центра. На её ярмарках производился главный торг поморскими мехами, рыбой и дичью. Из мехов сюда привозятся лисьи, беличьи, заячьи и оленьи и расходятся большими партиями: лисица — в Петербург, белка — в Каргополь и Вологду, заяц — в Ростов, олень — в Архангельск. Между привозимой в Шунгу дичью главное место занимают рябчики, между рыбой — сухая треска. Еще не так давно обороты Крещенской ярмарки в Шунге доходили до 1.000,000 рублей, теперь они сократились более чем на половину, вследствие того, что рыба стала направляться на сентябрьскую ярмарку в Архангельск и дичь стали возить обозами прямо в Петербург. Селение лежит на берегу Путкозера, в полутора верстах от пристани, и издали, особенно с высокого горизонта окружающих холмов, представляет очень красивую панораму. Отсюда озером до Повенца считается не более 30 верст.
Повенец. Тракт на Соловки
«Повенец — миру конец», — гласит местная поговорка, и действительно город находится в самом дальнем северном краю озера. Берег, на котором он расположен, до того низок, что строения издали кажутся стоящими наполовину в воде. Во всем городе только один небольшой каменный домик — уездное казначейство, остальные постройки все без исключения деревянные.
Впереди города расположен небольшой островок с часовенкой, называемый Поворотный остров, с которым связано известное предание.