По следам Софии
Шрифт:
Вилорм не дышал. С того самого дня, как разведчики нашли Гурия, он потерял счет времени. Если он мог допустить в своей жизни главный промах, он уже произошел. И его собственная жизнь теперь текла унылой рекой, в безразличных буднях, в ожидании смертного приговора. И этот день наступил сегодня.
Погребальный костер пылал с неистовой силой. Наверное, таким пылким мог стать нрав мальчишки в зрелости, но теперь он не сможет дать совета юноше, не сможет влепить подзатыльник, не сможет воспитать мужчину. Он виноват, только он… играя в героя-спасителя, он не заметил, как потерял
– Милорд? – Сефер появился где-то сбоку, но Вилорм не слышал его слов. Какая разница? Он теперь нищий, он во главе замка, но кто пойдет за оборванцем? Нет, это не с ним, это все дурной сон, вот только слезы почему-то настоящие…
Давя ком в горле, Вилорм упал на колени. Он не скрывал своего горя, он кричал и рвал волосы, упиваясь слезами. Никто не вправе винить его! Никто не вправе упрекать его! И пусть все видят скорбь своего правителя! И все, что он не сделал – лишь его ошибка, но никто никогда не будет знать об этом. Если теперь его участь – это нести на плечах груз потери, он понесет его с поднятой головой. Но только не сейчас, только не сегодня. Сегодня он в последний раз един со своим сыном. Он в последний раз един с Оррсан.
– Прости меня, моя любовь, – стоя на коленях, глотая собственные слезы, он еле шептал. – Я не смог уберечь тебя, я не смог уберечь его, но теперь вы вместе. Я боролся за вас, а теперь я один. Если я должен был спасти мир, то зачем? Вы ушли, и теперь мне незачем жить… что я буду делать? Кто я такой?
Он разразился рыданиями. Хватаясь за лицо, Вилорм размазывал слезы. Он не видел никого перед собой, лишь одно большое рыжее пятно расплывалось перед глазами, и в нем таял его сын.
– Милорд, прошу вас, подайте руку, я помогу вам. – Сефер вновь возник где-то рядом, но тот лишь рявкнул:
– Уйди, Сефер! Не сейчас! Я в хмельном дурмане, я пустой, как выкуренная трубка! Видит Смертник все мои просчеты, это дух его гневается! Наш подвал пуст, и теперь он будет забирать у меня всех, кого я люблю!
– Простите, милорд, я оставлю вас…
– Да, Сефер, ступай. Но знай, что я еще буду бороться! Буду мстить за смерть Гурия, помни мои слова! А сейчас дай старику утешиться слезами! Где плакальщицы? Почему я слышу лишь собственный рев? Я мужчина, я воин, в конце концов! И я страдаю, слышите меня? – Отмахнувшись от Сефера, он поднялся и принялся греметь, перекрикивая горячий треск огромного костра во внутреннем дворе. – Слышите? Конечно, слышите! Так смотрите на мои слезы, узрите мою скорбь! И будьте со мной в этом великом горе! Я ваш правитель, я поведу вас на бой! Мы отомстим, мы вместе отомстим за моего мальчика…
Он закашлялся, голос его охрип, и Вилорм вновь упал на колени. Огонь кружил голову, дым сковывал легкие, и рыдания вновь выливались из его груди. Вот только бы набраться сил, вот только бы восстать из числа мертвых, вот только бы жить за сына…
Наверное, весь замок собрался посмотреть на похоронную процессию. Лица и фигуры расплывались в дыме, вздохи и плач терялись в треске костра, и, конечно, у каждого были причины присутствовать здесь. Кто-то любопытно озирался на пламя, кто-то глядел на правителя, убитого горем,
Да, он сам не желал никого видеть возле себя, но слишком уж часто озирался Силант через плечо, и Пульхий отводил глаза, и Сефер зло глядел на разведчика. Замышляют что-то? Или высмотрел кого Силант сквозь толпу растекшихся силуэтов? Неважно… все, к чему он стремился, теперь сгорало в этом погребальном костре.
Он уязвим, его власть подкосилась, и наверняка среди его подданных нашлись бы смельчаки, способные выступить против. Однажды он уже поддался, промахнулся в расчетах, и если бы не Силант, неизвестно, как долго он бы смог оставаться на престоле после восстания Ларса.
Больше он такого не допустит. Нет. Он стал мудрее, сильнее, и должен с честью принимать удары судьбы. Тем более, что он умел это как никто другой.
– Ну-ну, Сефер, не скалься, – до Вилорма донеслись голоса подданных, и он подошел ближе. – Ты только посмотри на Вилорма, он горя вынести не может! И каково же знать, Силант, что все это по твоей милости? – Сефер почти рычал на разведчика, таким рассерженным его Вилорм не видел, наверно, никогда. Вмиг мужчина изменился в лице. Если за его спиной и вправду плетутся интриги, он должен знать о них в первую очередь!
– Ты уверен, Сефер? – Пульхий выражал беспокойство, хмурясь.
– Да-да, Сефер! Что ты несешь? – Силант приблизился к воину. – Всем известно, что в смерти Гурия виновен лишь Ларс, и господин, я уверен, не оставит это просто так.
– Ты можешь говорить что угодно, и даже это может быть правдой, но зачем мальчишка пошел в горы? Кто его надоумил убежать из замка?
– О, ты его недооцениваешь, милый мой! Ты вспомни себя в его годы! Разве не хотелось тебе познать неизвестное? Увидеть новое? Доказать родителям, что ты уже не просто мальчишка!
– Однако я все еще жив! – Сефер рыкнул, и мужчины застыли, пронзая друг друга свирепыми взглядами.
– Да ну, бросьте вы браниться! – Пульхий встал между ними и по очереди поглядел на каждого. – У нас горе, и, не знаю, как вы, а я желаю разделить его со своим господином!
– Спасибо, Пульхий. – Теперь Вилорм показался и встал рядом с мужчинами. Все трое разом опустились на колени перед ним и склонили головы. – Я слышал ваш разговор. Это занимательно, но почему, худосочная задница Смертника, я узнаю это лишь потому, что подслушиваю вас, как жалкий юнец дамские беседы?
– Прошу простить, милорд, – Сефер принялся оправдываться, не поднимая головы. – Сегодня траур, и мы не хотели вас тревожить…
– Это касается моего сына, дурная ваша башка! И любые сведения о нем должны, в первую очередь, быть переданы мне!
– Конечно, милорд…
– А ты, Силант? Что скажешь? Зачем ты отправил моего сына на смерть? Зачем ты показал ему тропу в обход склепа?
Силант поднял голову, в его глазах не читалось ни капли сожаления:
– О, милорд, я долго могу говорить об этом. Не желаете переместиться в более подходящее место?