По слову Блистательного Дома
Шрифт:
Сижу у костра. С мутантом. Не великий я знаток рас, но складывалось у меня подозрение, что таких вот авантажных дядечек по улицам нашего города ходит исчезающе мало.
Щипать и колотить я себя не стал, просто сунул палец в костер. Обжегся. Не сплю.
А мужчинка сидел напротив, абсолютно на меня не реагируя. Пора было вступать в контакт.
— Здравствуйте, — вежливо пожелал я.
Странный негр открыл глаза. Они у него желтого цвета оказались. Очень, повторюсь, импозантный мужчина. За таких, наверное, рекламщики режутся.
Посмотрел он на меня с некоторым удивлением, недоуменно можно сказать. Не того, похоже, ожидал. И с интересом стал разглядывать. Мне вообще-то интерес
— Извините, пожалуйста, что отвлекаю. Но вы не подскажете — где я? — попытался прояснить ситуацию.
Мой визави посмотрел на меня уже недовольно.
— Кто ты? — спросил.
— Мои родители… — вежливо начал я, и вдруг как будто прямо в мозг меня ткнули иглой. Очень больно. И вместо того чтобы представиться, я выдал следующую фразу: — Ты что, не узнал меня?
От собственной наглости я слегка онемел, но, как человек самодостаточный, быстро справился с интеллигентским комплексом скромности и все же представился.
— Ильханом меня назвали, — продолжил я прерванную фразу. А боль куда-то ушла.
Темнолицый с подозрением глянул на меня, недоверчиво крутнул головой и вдруг, подняв к глазам какое-то каменное украшение, стал внимательно его разглядывать. Опять посмотрел на меня. Сообщил:
— Быть того не может.
Ситуация мне нравилась все больше и больше. Смущало только одно. Где я нахожусь? Самое веселое было в том, что следов алкогольной интоксикации не ощущалось. Хотя выпил немало. И тишина. Я все понять не мог. Чего не хватает. Не хватало шума города, к которому привык с младых годков. Очень было тихо. Очень.
А лицо седого приняло расстроенное, почти обиженное выражение. Он еще раз очень недовольно покрутил головой. Потом достал трубку великанских размеров, ухватил веточку из костра, раскурил свой курительный агрегат. Окутался облаком дыма.
Молчание его начинало действовать на нервы, и в сознание стала закрадываться неинтеллигентная, крамольная такая мысль. А может ему по репе дать и уйти? Но другая часть того же сознания намекала, что куда идти — оно не знает. А я вместе с ней.
Еще и курить захотелось. Вообще-то я не курю. Но в сложные моменты интеллектуальных усилий люблю подпихнуть свой мощный мозг некоторой дозой никотина. Хлопнул себя по карманам и обнаружил, что карманов-то у меня нет. Пришло время оглядеться. И стали выплывать детали, ранее ускользнувшие от моего внимания. Во-первых, ладони. Ладони были, несомненно, мои. И кольцо было мое. И вечная траурная кайма под ногтями, за которую меня всегда попрекает мама, а теперь еще и жена. Ну не знаю я, откуда эта грязь берется. Чищу, чищу, а она все равно собирается.
А вот вместо рукавов любимой рубахи синего шелка руки покрывали теперь рукава кожаные, правда шикарной выделки. В чем к убедился, потерев их. Кожа.
Вообще-то могу сказать без ложной скромности, я мужчина в самом расцвете сил, мощный, рослый. У меня широкие плечи, я много что на них потаскал, в меру мускулистые руки, ими я много поднимал, махал, кидал, бил груши и не груши. Ноги у меня тоже весьма-таки, на них я ходил, бегал, прыгал, частенько ими дрался. Так что вообще-то я очень даже, если бы не одно «но». Последнее время уровень моего благосостояния несколько поднялся, а поскольку я, как всякий человек, слаб, то перед некоторыми соблазнами устоять не могу. В общем, люблю я хорошую кухню. И в связи с этим, конечно же, не утеряв своей потрясающей ловкости, стал ваш покорный слуга, скажем так, не очень гибким в талии. Современники Петра Великого назвали бы меня мужчиной осанистым, вульгарные же современники говорят, что я пузат.
Так вот, когда я глянул вниз, плода моих двухлетних усилий не было. Я был поджар, как лет пятнадцать назад.
А вот в туалете моем было, пожалуй, чересчур много кожи.
Торс плотно охватывал жилет, украшенный двумя рядами каменных пуговиц. Вроде глубокого синего цвета. В камнях я вообще-то не дока и, собравшись разглядеть эту пуговицу, возможно чуть сильнее, чем надо, а может и в самый раз, дернул ее. И в ладонь мне рукоятью вперед скользнул нож. Небольшой, аккуратный. Недлинный, в полторы ладони черненый клинок в форме сильно вытянутого, слегка закругленного треугольника с односторонней заточкой. Вытянутые вперед усики ловушки на гарде. Синий камень в перекрестье. Рифленую удобную рукоять венчает такой же. Пуговица. А ножик удобный. И кинуть, и подраться. О том, что ножик не декоративный, указывали затертые, но заметные зазубринки на клинке. Повидавший. Убрал я его.
А вновь обретенную талию охватывал широкий пояс с очень сложной пряжкой.
Дальше его — кожаные брюки, заправленные в сапоги. Правое голенище слегка жмет, да и левое. А в них такие же почти ножички, но побольше, потяжелее.
И в левом рукаве неудобство ощущается. Расстегнул манжет, а оттуда, спрятанный широким рукавом, мне еще один синим глазом подмигивает. Мне прямо за правую руку обидно стало. Все конечности охвачены, а она? Зря обижался.
Цыганствующий ниндзя какой-то. Говорила мне бабуля. Плохо вести себя будешь, цыгане украдут. Не прошло тридцати лет — украли.
Пока я осматривался, афро-американец меня своим тигриным взглядом буравил. Пусть смотрит, мне не жалко. Не смутишь нас, гад желтоглазый.
Наконец он решил прервать свой индивидуальный заговор молчания.
— Ну если так получилось, давай знакомиться. Я — Тивас. Великий Маг и Колдун, — представился он.
— Душевно рад знакомству, — вежливо отозвался я.
А сам просто лопался от радости и счастья. Все сразу стало ясно. Он Тивас, Великий Маг и Колдун. У нас тут что, эксклюзивный дурдом для одного меня любимого? Похоже, перечитал фантастику. Под водочку-то глюки и пошли. Ведь воспитание я получал во времена давешние, советские. Точно знаю — маги и колдуны только в сказках бывают. Хотя вру. Помню, был период, когда они как из рога изобилия посыпались. В конце восьмидесятых. Один воду из телевизора заряжал, другой рубцы на расстоянии рассасывал, третий так и вообще мертвеца оживил. Радости было. Море.
Вообще-то читал, что с больными, психическими в смысле, спорить не надо, но поскольку был я, скажем так, слегка раздражен неожиданностью ситуации…
— А вы не подскажете, уважаемый Тивас, Великий Маг и Колдун, что я здесь делаю?
— А вот об этом у нас с тобой долгий, похоже, разговор будет. Чай, кофе?
— Лучше чай.
Дядька разлил из парующей баклаги что-то в баклагу поменьше. Да. Действительно, чай. Хороший.
— Курить?
— Не откажусь.
И он достал из той же баклаги пачку «Ротманс». Волшебный такой горшочек. Бросил через костер мне.
— А спички?
— От костра прикуришь.
Как мило. Великий Маг и Колдун знает, кто такие спички. А от костра я прикурил. Навык есть. Выжидательно уставился на собеседника и подарил ему лучшую из своих улыбок. Пусть поймет, что не зря старается, психологический контакт устанавливает. Вишь, хороший какой дяденька. У костра усадил, чаю дал, сигареткой угостил. Мы добро понимаем. Только вот на кой сдался нам этот афро-американец — не понимаем.
А он пусть на нашу белозубую улыбку смотрит и думает, что созрел папуас для контакта и от встречи с великой цивилизацией ждет только радостей в виде разноцветных стекляшек и железных скребков.