По стопам Господа
Шрифт:
– На данном этапе, – продолжал Левин, – добиться полноценного рабочего состояния «Тринити» куда важнее, чем отражать происки Теннанта.
У Рави было то же ощущение: проблема Теннанта отпадет сама собой, если они добьются решающего успеха. Но с некоторых пор он предпочитал не высказывать вслух свое мнение, даже если оно совпадало с мнением собеседника.
– А чем вам поможет выгрузка нейрослепка Теннанта из компьютера?
– Питер считает, что наши нынешние проблемы можно решить лишь с помощью квантовой физики. А тут нам в состоянии помочь только Эндрю Филдинг.
– Ф-филдинг? Вы хотите сказать, что теперь в компьютер загружен нейрослепок
– Вот именно.
– И вы полагаете, что его нейрослепок будет сотрудничать с вами и поможет решить остающиеся проблемы?
– Честно говоря, я не вижу разницы. С какой стати Филдинг в компьютере будет вести себя иначе, чем нейрослепок профессора Теннанта? Тот сотрудничал, и этот будет. Впрочем, тут любопытный факт. У профессора Филдинга в цифровом мире были те же самые проблемы «акклиматизации», что и у Теннанта. Сначала животный ужас, паника и растерянность, полный хаос в ощущениях, потому что мозговые системы, отвечающие за биологическое выживание, не получают никаких сигналов от тела. Но Филдинг приноровился к новым обстоятельствам с поразительной скоростью. Куда быстрее Теннанта.
У Рави пробежал холодок по спине. Левин запросто говорил о Филдинге как о живом.
– И что означает факт такой стремительной адаптации? – спросил Рави.
Инженер пожал плечами:
– Возможно, ничего. Однако Питеру об этом необходимо знать. Его интуиция столько раз проявляла себя блестяще – пусть и теперь подумает. Сегодняшними успехами мы обязаны филдинговскому кристаллу. Но если окажется, что Филдинг в компьютере соображает быстрее Теннанта и сохранил все свои гениальные способности… о, это будет уже совсем другая музыка!
Сердце Рави заколотилось от волнения.
– И насколько вероятно, что все случится именно так?
Левин неопределенно поиграл бровями и ничего не ответил.
Рави подмывало заехать в ухо тощему задаваке, но услышанное было так важно и открывало такие перспективы, что ярость тут же улетучилась.
– Ладно, продолжайте работать.
Надменная улыбка Левина показала Рави, что главному инженеру плевать на его начальственное одобрение или неодобрение.
Рави вышел из ангара, сел в вездеход и завел мотор. Если надежды Левина оправдаются, то, выходит, Рави поспешил со звонком Скоу. Проект «Тринити» может в считанные дни завершиться огромным успехом, невзирая на смерть Година. И если научный прорыв станет реальностью… "о, это будет уже совсем другая музыка!". Вместо того, чтобы искать козлов отпущения, президент станет вешать на груди ордена. И если Рави умело разыграет партию, то именно его, за отсутствием Филдинга и Година, ожидают наибольшие почести и награды!
По пути к своему офису Рави невольно поглядывал на Вместилище. Ему казалось, что полузатопленная в песке бетонная коробка уже сейчас источает могущество, какого он не ощущал нигде в мире – ни перед каким строением, ни перед каким храмом, ни перед каким человеком… Рави бывал на атомных электростанциях, которые внушали ему почтение и чувство страха. Однако угроза, исходящая от ядерного реактора, очевидна и измерима. Даже в случае самой ужасной катастрофы ядерный реактор поведет себя по просчитанному заранее сценарию, потому что ядерное топливо, при всей его опасности, повинуется естественным физическим законам – взрыв будет такой-то силы и так далее.
С «Тринити» все может пойти совсем иначе.
В пятидесяти милях к северу от места, где теперь находится городок «Тринити», самый первый ядерный взрыв на планете переплавил песок в стекло.
Роберт
Если компьютер во Вместилище заработает по-настоящему, если все проблемы решат и нейрослепок будет иметь хотя бы девяносто процентов мыслительных способностей нормального человека, тогда смертоносное создание Оппенгеймера покажется детской хлопушкой рядом с творением Питера Година. Потому что когда люди с почтительным ужасом будут смотреть на это творение рук своих, «Тринити» так же будет смотреть на них. И будет точно знать, что он видит.
Низшую в сравнении с ним форму жизни.
Глава 29
Я проснулся в мокрой от пота тенниске и без малейшего представления, где я нахожусь. Рядом на кровати под простыней лежала темноволосая женщина. То, что это женщина, а не длинноволосый мужчина, я догадался только по форме плеча. Было светло как днем… был день… и два чемодана на полу золотились в лучах солнца, пробивавшихся через тюлевые занавески. И наконец я вспомнил… Иерусалим!
Из сна меня вырвал сон, и этот сон был очень странный. В памяти осталось только то, как молодой мужчина приближает свое лицо к моему и целует меня в щеку. Меня передернуло от этой мысленной картинки, хотелось побыстрее выбросить ее из памяти. Но я заставил себя вспоминать дальше. Солдаты! Солдаты с мечами. Я стою в темном цветущем саду. Вокруг меня, прямо на земле, спят мужчины. Слушая их храп, я ощущаю себя безмерно одиноким. Во мне растет страх – страх неотвратимо приближающейся смерти. Вдруг сад наполняется звуками. Большая группа римских солдат окружает нас. Из густой тени ко мне выходит молодой мужчина в хитоне, приближает свое лицо к моему – и целует меня в щеку. Его губы восковые и холодные. Как только он отходит, солдаты хватают меня…
Рейчел зашевелилась под простыней и перевернулась на другой бок. Я посмотрел на часы. Три тридцать пополудни по израильскому времени, которое опережает нью-йоркское на семь часов. Ну и чудеса! Выходит, мы проспали почти восемнадцать часов.
Я снял трубку телефона на прикроватной тумбочке, позвонил в гостиничную службу и заказал автомобиль с водителем, который знает английский язык. Мне сказали: сто тридцать шекелей в час. Я согласился, хотя понятия не имел, сколько это в долларах. При звуках моего голоса Рейчел беспокойно заворочалась, но не проснулась.
"Лучше ехать одному", – подумал я, глядя на спящую Рейчел. Потом представил себя падающим в нарколептический сон-обморок прямо на одной из иерусалимских улиц. "Скорая помощь", полиция… Нет, так рисковать нельзя. Я пошел в ванную – принять душ и смыть пот восемнадцатичасового сна.
Израиль реальный мало чем походил на тот, что я знал по своим снам. Стоило нам выйти из самолета в тель-авивском аэропорту Бен-Гурион, как мы попали в крутую современность. Уоки-токи, металлодетекторы, охранники с автоматами, запах керосина… Из Тель-Авива до Иерусалима мы ехали в «шеруте» – частном микроавтобусе, в котором, кроме нас, было еще шесть пассажиров. Всю дорогу я задумчиво молчал. Рейчел время от времени успокаивающе сжимала мою руку, понимая, что я в растерянности, что из окна микроавтобуса я вижу совсем не то, что ожидал увидеть.