По стопам Господа
Шрифт:
В тот миг, когда первый свет нового дня озарял Елеонскую гору, подавался сигнал открыть ворота Храма. Как только створы приходили в движение, священники поднимали серебряные трубы и издавали три пронзительных сигнала, которые каждое утро в Иерусалиме оповещали о том, что все готово к жертвоприношению.
В то же мгновение два жреца, избранных для очистки алтаря благовоний и для приведения в порядок светильников, поднимались к святому месту и приступали к выполнению своих обязанностей. Открытие ворот служило сигналом к началу жертвоприношения. Один священник держал агнца за глотку, поднимая его голову, и резким движением вверх ударял ножом. Другой жрец собирал кровь в золотой кубок и, стоя к востоку от алтаря, брызгал кровью на камни. Затем жертву развязывали и разделывали. Внутренности промывали на мраморном столе, а тело разрезали на установленные
Священники вновь собирались в Зале полированных камней, чтобы бросить жребий и определить, кто будет служить у алтаря благовоний на святом месте. Выбор падал на священника, который еще не выполнял этой обязанности, если, конечно, не случалось так, что все присутствующие уже служили у алтаря благовоний. Затем он называл имена двух помощников и по дороге к святому месту ударял в большой гонг, который назывался Магрефа и по звуку которого оживал весь огромный Храм: священники, левиты и простые люди собирались на молитву. Тем временем трое жрецов, отвечающих за благовония, всходили на святое место. Один высыпал угли на золотой алтарь. Другой готовил благовония. Затем они удалялись, оставляя главного из троих ждать сигнала зажечь благовония. Без сомнения, в такой вот важный момент Захария, отец Иоанна Крестителя, и удостоился видения. Евангелист Лука рассказывает: «Однажды, когда он в порядке своей чреды служил пред Богом, по жребию, как обыкновенно было у священников, досталось ему войти в храм Господень для каждения, а все множество народа молилось вне во время каждения» 114 .
В это мгновение тишина воцарялась во всем пространном Храме. Верующие падали ниц перед Господом. Облака густого, сладковатого дыма поднимались над святым местом. Священники торжественно проходили к алтарю, на который, прямо в пламя, возлагали отмеренные куски жертвенного агнца. Затем следовало приношение мяса и питья, жрецы подавали напиток тем левитам, которые в тот день читали псалмы. Во время каждой паузы в пении псалмов и молитв назначенные священники подавали сигналы на серебряных трубах, и все верующие простирались ниц. Пока огонь пожирал мясо, языки пламени поднимались очень высоко и ярко сияли из-за масла и соли, которыми поливали и посыпали жертву. Наконец утреннее жертвоприношение подходило к концу.
На протяжении веков, изо дня в день, происходило одно и то же. Тысячи животных и птиц были принесены в жертву на алтаре Господа за грехи человечества. Кровь лилась бесконечным потоком, и в Храме стоял запах горелого жира. В дополнение к обычным, повседневным жертвам, совершались и тысячи частных — овцы, козы и тельцы. Люди приводили своих жертв, переносили на них свой вес, что символически означало замену себя животным, в чем и была суть ритуала, а затем перерезали горло жертве, а священник собирал кровь в чашу. Но это было все, что мог предложить Храм. Духовная основа отсутствовала, имелась лишь сакральная рутина. Исайя возмущался таким ходом дел еще за несколько веков до Христа, он вопиял: «К чему мне множество жертв ваших? говорил Господь: я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота и крови тельцов, и агнцев и козлов не хочу» 115 . С этого времени духовная история иудеев творилась в основном не в Храме, а в синагогах. Римляне ошибались, когда думали, что, разрушив Храм, они сокрушат иудаизм, потому что центр иудаизма находился уже не там.
Много было написано об отношении Господа к Храму. Мы не можем сомневаться, что Он ценил цель, во имя которой тот был воздвигнут, но осуждал то, чем Храм стал. Он говорил: «Я буду милостью, но не жертвой». Его мнение о священнослужителях отлично выражено в притче о добром самаритянине, и, вероятно, о нем можно судить по выпадам против менял и торгующих в Храме — это имело более глубокий смысл, чем осуждение тех, кто осуществляет сделки в священном месте. Не было ли это протестом против всей финансовой системы Храма?
Но что это была за система? Священники буквально выскребали шекели из страны и жили за счет народа. Храмовая пошлина, или подушный налог, была лишь одним видом дани среди тех, что народ Израиля платил в пользу Храма.
Был еще так называемый «первый плод» или «семь видов», то есть пшеница, ячмень, виноград, фиги, гранаты, оливки и мед. Те, кто жил рядом с Иерусалимом, должны были подносить их Храму в свежем виде; те, кто жил далеко, — в сушеном. Филон Александрийский и Мишна рассказывают, как поселяне собирались вместе во время выплаты первых плодов и шли в Иерусалим, играя на дудках; процессию возглавлял жертвенный телец с позолоченными рогами и с гирляндой из оливковых листьев.
Кроме первого плода, существовали еще такие налоги, как терума— подношение пшеницы, вина и масла; шалла— подношение вымешанного теста; а также десятина, которая, согласно Мишне, охватывала «все, что могло употребляться в пищу и выращивалось, росло на земле». Именно эта жесткая система налогообложения даже самого скромного урожая, включая, скажем, мяту, анис, тмин, заставляла Иисуса восклицать: «Но горе вам, фарисеи, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей, и не радите о суде и любви Божией» 116 .
Затем следовал налог на перворожденных сыновей и всех первенцев животных мужского пола. За сына-первенца платили пять шекелей в сокровищницу Храма, за неподходящих для жертвоприношения животных, например ослов, лошадей или верблюдов, — меньшую сумму. Но перворожденные козлята, ягнята и телята мужского пола принадлежали Храму.
В дополнение ко всему этому священники получали невероятное количество мяса. На алтаре сменялись разнообразные виды жертвоприношений: подношения за грех, подношения за причинение вреда, подношения мяса, благодарственные подношения, подношения для всесожжений. Последняя категория сгорала в огне алтаря полностью, с остальных подношений священники получали значительную долю мяса для частного использования. Например, в случае подношения за грех на алтарь бросали только жир, а почти вся туша доставалась священникам. В случае благодарственного подношения они имели право забрать себе грудину и правое плечо — и даже при подношении для всесожжений священники забирали шкуру животного, что тоже было прибыльно.
Таким образом, Храм должен был превратиться в огромное хранилище разнообразных продуктов питания и других товаров. Его погреба были забиты лучшими плодами, какие только росли по всей стране. Там были также крупные запасы золота, поскольку, как в большинстве древних государств, храмы служили в некотором роде банком, так как обладали надежной охраной и могли гарантировать безопасность накопленных богатств.
Именно в такое могущественное учреждение вошел Христос с дорожным посохом в руках. Рынок являлся примечательной чертой Храма. В предпасхальные дни там шла особенно бойкая торговля. Это был рынок скота и центр денежного обмена. Там можно было приобрести необходимую еду и питье для подношений. Вне всякого сомнения, рынок вырос при Храме за долгий период времени, из-за требования книги Левит отбирать для жертвоприношения только совершенных животных, а также из-за потребности обменивать деньги на валюту, приемлемую для святилища, и приобретать сотню других вещей, нужных для храмового богослужения. Вместо того чтобы приводить собственного барашка или козла в Храм и рисковать, что он будет отвергнут инспектором (его называли мумше), который за плату проверял все подношения, верующий мог приобрести на храмовом рынке животных, заранее проверенных властями, обладающих гарантированной левитской чистотой. Общеизвестно: стоит установить несколько прилавков и создать атмосферу торговли, как это притянет все прочие виды коммерческих сделок. Отличный пример — Лезер-лейн по соседству с Холборном. Примерно то же самое происходило и на территории, прилегающей к Храму.
Рынок находился под аркадой в просторном Дворе язычников. Должно быть, он напоминал современный рынок Дамаска, Иерусалима или Каира: плотная масса торгующихся, спорящих людей. Многих крестьян там просто дурачили. Мы знаем, что ценами на рынке активно манипулируют, и стоимость пары голубей могла достигать невероятной суммы в золотой денарий (примерно пятнадцать шиллингов и три пенса на современные деньги). К вечеру цена опускалась благодаря появлению честных и толковых людей и составляла нормальную величину — четверть серебряного денария (примерно восемь пенсов).