По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
К громадной реке здесь сызмала привыкли, и из местных жителей ее, очевидно, уж никто не боится, если решается доверить и себя и пожитки свои такой хрупкой посудине. Впрочем, в обратный путь на подобном же турсучном плоту, только несколько больших размеров, пришлось и моему брату совершить переезд через реку, и ничего – перебрался без приключений, хотя в водоворотах его и не раз обдавало холодной струей. Вёсел здесь не полагается вовсе; плот заводят, затем спускают вниз по реке и к противоположному берегу направляют рулем. Если же пассажиры едут вниз по реке, то и заводить его вовсе не нужно. Обратно же тангуты, преимущественно лесопромышленники, перетаскивают плоты на себе; но это вовсе не трудно. Деревянная рама продается или сжигается на дрова, из мехов выпускается воздух, и в таком уже виде плот составляет небольшую и по объему и по весу поклажу.
При всей своей практичности плоты эти имеют, однако, одно неудобство: они требуют неослабного внимания и точного соблюдения равновесия. Раз только от чего-нибудь покачнулся седок – и он уже непременно в воде. Вследствие падения тела, как мяч отскакивает от седока его крошечный плот и быстро уносится далее, и тогда – навсегда прощай турсуки, прощай и все то, что было на них… Вот именно такой случай мы наблюдали сейчас.
Совершенно нагой тангут, невзирая на многочисленную публику, собравшуюся здесь, вероятно, ради того, чтобы на нас поглазеть, и состоявшую главным образом из женщин и девушек, с воплем несся вдоль берега, а плот его, нагруженный, по-видимому, его пожитками, еще скорее скользил вниз по реке… Вот кто-то из публики сунул ему пузыри… Тангут схватил их, с размаху бросился в воду, видимо поплыл изо всех сил и вскоре скрылся за мысом… «Догонит ли?..» – «Может быть, и догонит; все зависит от того, куда понесет его плот…»
К нашим услугам имелась барка с килевой палубой и с обширным помостом посередине. Снявши вьюки, мы должны были сначала перенести их на лодки, а затем сюда же ввести своих лошадей.
Берег реки здесь пологий, и лодка держалась на канатах шагах в десяти от него. С пристанями и подвижными мостами здесь совсем незнакомы, и нашим бедным животным приходилось теперь из воды прямо вскакивать в лодку – подвиг немалый, если принять в расчет метровую высоту ее борта. И как здесь намаялись мы, как намаялись наши несчастные лошади!
Некоторые из них упрямились, ложились в воду и, как мне казалось, жалобно, с каким-то даже детским укором смотрели на расходившихся перевозчиков, без всякого милосердия бивших их по чему попало и чем попало. Моя защита и мое вмешательство были бы делом по меньшей мере бесполезным. В общей сутолоке, в толпе лошадей и людей, среди шума реки, ишачьего рева, хлестких ударов по воде и по мокрым спинам животных, наконец, среди всепокрывающего людского крика и брани на четырех различных наречиях я чувствовал себя совсем бессильным распоряжаться. Да все и делалось как-то само собой: одни с шумом и гамом затаскивали в лодку животных, и притом иных без возни, а других через борт на арканах и не то боком, не то почти на спине, прочие же все еще сносили туда сундуки, ружья и всякую мелочь.
Но вот, наконец, кажется все уже готово. Нет, не все: на лодке не видно собак. Наш лучший сторож и друг, громадный Койсер, два раза уж спрыгивал с барки, вероятно, пугаясь возни на ней лошадей, и теперь решительно уж не шел, несмотря на наш усиленный зов. Пришлось еще раз сойти на берег и до лодки на руках дотащить этого нам всем дорогого упрямца. Наконец, мы его водворили на старое место, потом еще раз кругом осмотрелись, и при этом, без сомнения, каждый подумал: «Ну, дай-то Бог счастливо нам перебраться!»
Лодку качнуло. Стиснутые, сбитые вместе, кони шарахнулись в сторону и некоторые из них чуть при этом не попадали в воду, но, к счастью, их вовремя успели схватить. Однако толчок был так силен, что испугал нашего смирно до тех пор сидевшего пойнтера, который безрассудно бросился в воду. Я первый это заметил, но было уже поздно. Собака плыла к тому берегу, от которого мы только что отошли. Разумеется, вскоре она достигла его, но, осмотревшись и увидя нас уже на середине реки, жалобно завыла и снова бросилась в воду. Для нас всех это был тяжелый момент. Всем было ясно, что собаке не справиться со стремительным течением Желтой реки, что ее унесет… Томительно бежит время. Собака все еще высоко несет голову и смело плывет поперек. Но вдруг она скрылась…
– Попала в струю… замотало…
– Да и как было ей справиться с этакой силой! Уж как поплыла – значит, пропала.
Но, нет, не пропала. Вон она уж на желтой отмели, как раз между коряг… Выбежала, отряхнулась, посмотрела на нас и снова бросилась в реку…
– Ну и молодец! Ну и здоровенный же пес!..
И все уже радостным взором продолжали следить за пойнтером, который попрежнему смело и сильно плыл к берегу. Опасность его потерять миновала, тем не менее не успела еще лодка пристать к гуйдуйскому берегу, как некоторые из нас уж бежали вниз по реке… Да и было время… Собака видимо изнемогала и из последних сил добиралась теперь до береговой кручи, из-под которой, при громких, сочувственных возгласах тангутской толпы, мы наконец и вытащили ее за ошейник.
Когда мы разбили свой лагерь в километре от реки, в тени огромных тополей, окружавших тангутское поселение, было уже поздно.
Нам не довелось, однако, провести этот вечер в покое. Явились с визитом китайские власти и тут же нам заявили, что получено приказание от чин-сэя не пускать нас дальше, в горы Джахар.
Тем не менее мы пошли дальше, и если не достигли, как хотели, верховий р. Да-ся-хэ, то по другой причине, о которой сказано будет ниже.
Всего с караваном вверх по р. Муджику мы прошли, и притом в два приема, двадцать шесть километров, т. е. едва вышли за пределы культурного района; дальше же на юг мы успели предпринять лишь несколько поездок, причем брат достиг нижнего предела елового леса, я же – южного предела каменных гор. Таким образом, мы не смогли исследовать здесь даже того района, который за десять лет перед нами обследовал Н. М. Пржевальский; тем не менее я думаю, что сообщаемые ниже сведения будут не бесполезным прибавлением к тому, что мы уже знаем об этой части Амдо.
Гор скалистых и крутых мы не видели. Даже там, где Муджик вступает в щеки и дорога бежит по саю, стоит только подняться по любой боковой пади, чтобы выйти на высокую степь, которая одевает все горы, подымающиеся одна за другой все выше и выше, и так до снеговой группы, видневшейся нам в восхитительной рамке изумрудно-зеленых холмов.
Под этим сплошным покровом зелени подробности геогностического состава гор были для меня не совсем ясны. Окрайние скалы ущелья слагал глинистый сланец, но в посещенных мною боковых падях его не доставало, и тут выступал гнейс.
Какие породы обнажались выше по р. Си-хэ, я не знаю, но в гальке ее русла чаще всего попадались плотный серый глинистый сланец, какая-то темно-зеленая порода (филлит?) и красный гранит.
К этим горам примыкали горы красного, кое-где даже кирпично-красного песчаника, нередко круто обрывавшегося в долину речки Си-хэ. Их сменяли к западу от последней горы более светлого песчаника, который, может быть, служит ложем для красных, и, наконец, возвышения, образованные конгломератами и мощными толщами тускло-желтых глин, имеющих сходство с лёссом и в верхнем горизонте, действительно, в него переходящих. Эти отложения особенно развиты в правом, т. е. восточном, боку долины, где лёссоподобные глины образуют высокие горы, в верхнем горизонте поросшие кипцом, в низшем почти совсем бесплодные и именно здесь весьма мало доступные благодаря обилию крутых и глубоких падей. Карабкаясь по спекшимся в кору, крутым и очень опасным их склонам за Parnassius imperator var. musageta, который только в этих местах и держался, я не раз имел случай убеждаться в том, что глины эти содержат в обилии гравий, гальку и даже валуны, которые и скоплялись в кучи на дне суходолов – обстоятельство, указывающее на видное участие воды в образовании этих толщ.