По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
Ширина этой мертвой полосы около сорока километров. На юге она упирается в горную гряду Туз-тау, разделенную поперечными долинами на участки, из коих средний представляет значительный интерес благодаря тем оригинальным глыбам – замечательный образчик выветрившегося песчаника, которые венчают гребень горы. Местное ее название «Иеты-кыз», что значит – семь девиц; связанное же с нею предание гласит приблизительно следующее. Когда калмыки разбили войска древнего владетеля этой страны, они пленили и семерых его дочерей; но последние не захотели сделаться женами язычников, а потому, улучив минуту, бежали из плена; когда погоня их уже настигала, они бросили внизу лошадей, взбежали на гребень горы и взмолились Аллаху о помощи, прося обратить их лучше в каменья, чем предать снова в руки презренных язычников. Аллах исполнил их просьбу, и с тех пор гора эта совсем опустела, травы повысохли, звери и птицы перевелись, люди же, и прежде ее избегавшие, теперь вовсе перестали ее посещать.
Но об этих каменных глыбах, как мы видели выше, китайцы знали уже в первые века нашей эры; уже тогда называли они этот кряж Чешы и удивлялись его «чудным вершинам»; а потому следует думать, что происхождение этой легенды, приспособленной ныне к воззрениям мусульманского мира, должно относиться ко времени появления первых оседлостей в этой земле, т. е. к такому периоду, о котором не дошло до нас ни малейших известий.
Гряда Туз-тау, протянувшаяся от запада на восток совершенно параллельно Тянь-Шаню, разделяет Турфанскую низину на две половины, из коих южная, включающая глубочайшую впадину всей Внутренней Азии, в общем почти на 1200 футов (365 м) ниже северной; она-то и представляет из себя тот «огненный округ», который приводил в такое смущение всех географов.
«Дождей в этой стране, – пишут китайцы, – совсем не бывает; воздух же до такой степени сух и горяч, что, кажется, и небо дышит там пламенем… вот почему ее называют Хо-чжоу, что значит – огненный округ».
Из европейцев никто не посетил Турфана в летние месяцы, а потому о степени достоверности подобных рассказов мы можем судить только из расспросов туземцев, которые, впрочем, вполне подтвердили китайское описание климата этой страны.
«Огненный округ» в общем столь же безотрадная, столь же безжизненная и бесплодная степь, как и северная половина Турфана. Сперва каменистая пустыня, дальше же на юг глинисто-песчаная степь, прикрытая невысокими грядами передвижного песка, – страна эта на всем своем протяжении производит совершенно одинаково гнетущее впечатление; и только на самом крайнем юге, у подошвы «Чоль-тага», или «Пустынных гор», местность несколько оживляется площадками камыша, за которыми виднеются снова пески, но уже закрепленные свойственными только последним растениями: тамариском, верблюжьей колючкой, Peganum harmala, Salsola spissa и множеством им подобных представителей флоры песчаных пустынь.
Пески эти, занимающие всю отрицательную впадину Асса, получили столь же громкую, но и столь же незаслуженную известность, как и горы Туз-тау.
«Почва здесь суха и песчана, – пишет китаец, – в траве же и воде ощущается столь большой недостаток, что быки и лошади гибнут, если не запастись в достаточном количестве тем и другим; песчаные бури зачастую заживо погребают здесь людей и животных, а злые духи целый день издеваются над несчастными путниками; поперек этой пустыни протекает большая река, направляющаяся на запад и теряющаяся в сыпучем песке; цепь невысоких, как кажется, нанесенных сюда ветрами, песчаных холмов сопровождает также и русло этой реки, к северу от которой виднеется Хо-янь-шань, гора красноватого цвета; местность эту называют Хан-хай».
По Хан-хаю с востока на запад некогда протекала значительная река. Ныне реки этой нет, зато сохранилось русло ее, целы и развалины буддийских монастырей, стоявших когда-то на ее берегу.
Что же это была за река и где должны мы искать истоки ее? На эти вопросы очень трудно, к сожалению, дать сколько-нибудь определенный ответ. И это происходит главнейшим образом потому, что нам не удалось проследить древнее ее русло далее выхода последнего из гор Чоль-таг, с юга и востока ограничивающих турфанскую котловину.
В 533 км отсюда по прямой линии на восток мы пересекли сухое русло большой реки, собиравшей некогда свои воды с высот Тань-Шаня и Бэйшаньских гор; еще и теперь не малое число речек направляет сюда свои воды, но последние или не добегают до главного русла, или же образуют здесь более или менее обширные болота. Вторично мы пересекли то же русло у станции Ян-дун, километрах в 74 ниже ее вероятных истоков, и падение в этом участке выразилось цифрой в 1500 футов (457 м). Если бы мы допустили тождественность реки котловины Асса с Яндунской рекой, то в гипсометрическом отношении гипотеза эта не встретила бы препятствий, так как на остальные 458 км ее протяжения пришлось бы не менее 2700 футов (823 м) падения.
Замечу также, что дальше на запад, уже за Ляо-дуном, мы пересекли немало сухих русел, очевидно, бывших притоков этой реки, и еще что на юг от большой дороги, между Хами и Пичаном, можно было установить целый ряд тростниковых займищ, по-видимому, находящихся в некоторой связи между собою. Еще более подтверждает это предположение совокупность всех особенностей топографического рельефа этой страны: именно на параллели Асса – Ян-дун наблюдается наибольшее понижение местности, может быть, тектоническая долина между горами Бэй-Шаня и Небесным хребтом.
С высот Чоглу-чай нам удалось видеть на юге громадные массы гор, разделенных, по-видимому, параллельными между собою долинами; одна из них могла быть той горной тесниной, которую китайцы описывали под именем «долины бесов», другая, более южная, Яндунским протоком. Но все эти сопоставления, хотя и заставляют предполагать некогда существовавшую связь между отрицательной низменностью Асса и верховьями Яндунской реки, все же не более как догадка. А Центральная Азия – ведь это классическая страна всевозможных неожиданностей, и весь характер ее рельефа таков, что широкие обобщения здесь станут только тогда возможны, когда топографически и геологически вся эта обширная страна детально будет известна; до тех же пор каждую гипотезу может постичь та же участь, какая постигла и все рассуждения о характерных особенностях природы последней, начиная с гипотезы Гумбольдта и кончая рихтгофенской.
Если же я позволил себе обратить внимание читателя на это загадочное русло, то сделал это ввиду того первостепенного значения, какое получила бы эта река в случае решения в положительном смысле вопроса о времени ее существования. Хорошо сохранившиеся следы ее течения, прекрасно выраженные береговые террасы, развалины монастырского г. Асса на ее берегу, не говоря уже о многих отдельных постройках, полузасыпанных ныне песками, – все это как бы свидетельствует о ее недавнем существовании. Но какие же в таком случае причины способствовали не только ее обмелению, но и совершенному усыханию, – общие или частные? Связаны ли они с общим для всей Центральной Азии оскудением водных бассейнов, или последнее обстоятельство не имело существенного влияния на быстрые усыхание истоков этой реки?
Все это, без сомнения, вопросы громадного значения, которые, однако, при настоящем уровне наших знаний природы Центральной Азии кажутся нам неразрешимыми. К тому же нельзя умолчать и о том, что множество фактов противоречат самым положительным образом существованию, по крайней мере в историческое время, этой реки. Достаточно вспомнить, что, кроме цитированного выше весьма неопределенного китайского указания, ни один из нам известных дорожников не упоминает об этой реке, которая, если бы в то время существовала, могла бы, без сомнения, служить самым выгодным соединительным путем между Хами и Турфаном. Но что же это, в таком случае, за река, текущая на запад? Единственная река, которая может соответствовать китайскому описанию, – Пичанская; но, во-первых, она течет с севера на юг, во-вторых, она незначительна, в-третьих, по ее берегам мы нигде не видим «невысоких, наметанных ветром песчаных бугров» и, в-четвертых, наконец, она бежит поперек «Огненных гор», а потому эти последние никоим образом не могут находиться к северу от нее.