По ступеням «Божьего трона»
Шрифт:
В сравнении со всеми этими величественными постройками то, что мы видим теперь в городах Турфанской области, представляется и жалким и бедным: искусство выводить своды и купола утеряно, ваяние и художество пали, уменья изготовлять прочную штукатурку более не существует; современное турфанское зодчество не имеет уже ничего оригинального, а все стены и здания выводятся по общепринятому шаблону – китайскому или общетуркестанскому. Таков регресс искусства в этой стране и, к сожалению, далеко не единственный.
Некогда, как известно, Турфан славился не только своим военным могуществом, но и богатством; искусство турфанских ремесленников приводило в восторг даже прихотливых китайцев; библиотеки были обширны, науки и грамотность процветали, внешняя же торговля имела такое развитие, какого никогда не достигала в прочих промышленных округах Восточного Туркестана.
Ныне от всего этого более уже ничего не осталось. Мало сказать, что торговля здесь пала – ее здесь вовсе не существует. Народ обнищал и погрузился в ничтожество.
Какие же причины подготовили это, сравнительно быстрое, падение как благосостояния материального, так и умственного уровня в целом народе? Причин таких было много, но все они имеют характер более внешний, чем внутренний. Во-первых, политические невзгоды: усиление Джагатаидов на западе, стремление их подчинить себе Турфанскую область и силой привить здесь Мусульманство, а затем джунгарский разгром, самая полная эксплуатация кунтайшами средств этой страны, эксплуатация, вынудившая в конце концов большую часть населения бросить родину и бежать на восток, в пределы Западного Китая; во-вторых, замена уйгурского элемента пришлым – узбекским, а буддийской религии мусульманством; наконец, события наших дней: дунганское восстание, хищническое управление китайских администраторов и их достойных сподвижников и воспитанников – ванов люкчунских, непомерные подати и, как косвенная причина, общее обеднение всех народов, населяющих Центральную Азию.
Глава пятнадцатая. Турфан (продолжение)
Почва Турфана издавна славилась своим плодородием. Китайцы, описывая эту страну, сообщали, что земли в ней тучные [96] и «производят все пять родов хлеба» [97] , что «просо и пшеница дают там два урожая» [98] и что всевозможные плоды и самая разнообразная овощь не только родятся там в изобилии, но и отличаются превосходнейшим вкусом. Одновременно сообщались, однако, и такие факты, которые, по-видимому, находились во взаимном противоречии. Так, изображая климат Турфана до крайности сухим и знойным, а почву страны бедною естественными водами и притом на всем своем протяжении каменистою и песчаною, они описывали ее в то же время густонаселенною [99] и настолько многолюдною, что, например, даже гаочанский владетель был в состоянии одновременно выставить в поле не менее десяти тысяч регулярного войска!
96
Иакинф [Бичурин]. «Собрание сведений о народах Средней Азии», III, с. 209.
97
В. В. Григорьев. «Восточный, или Китайский, Туркестан», 1873, с. 267.
98
Иакинф [Бичурин], цитир. соч., с. 150.
99
Там же, с. 149.
Если известия эти в свое время были верны, если к тому же и площадь посева соответствовала густоте населения, то невольно рождался вопрос: из каких же источников добывалась вода, нужная как для орошения полей, так и для прочих потребностей жителей? Очевидно, что расход ее здесь был громаден, а средства на его покрытие совсем ничтожны.
Первым европейским путешественником, посетившим Турфан, был Регель. Он обратил внимание на оригинальный способ орошения турфанских полей при посредстве сети подземных каналов, но, не понявши устройства их, дал нам не вполне правильное о них представление [100] .
100
Petermann’s. Geograph. Mitteilungen, 1880, XXVI, с. 205.
Все речки, сбегающие с южных склонов Тянь-Шаня, пропадают, как мы уже видели выше, у подошвы последнего; но дальше к югу воды их снова выступают на поверхность в виде целого ряда ничтожных ключей, слагающих пять вышеупомянутых ручьев: Булурюк, Кара-ходжа, Туёк, Лемджинскую речку и Ергун (Птичанскую речку); они пересекают гряду Туз-тау по пяти соответственным долинам и выбегают в отрицательную низменность Асса, на северной окраине которой и разбиваются на арыки. Но воды этих ручьев в общей сложности так ничтожны, что ими могла бы воспользоваться едва двадцатая часть населения целой страны. Вот почему всю остальную потребную последнему массу воды пришлось издавна добывать при помощи замечательных гидротехнических сооружений, известных в Турфане под персидским названием «карысей» [кяризов, керизов]. Целые оазисы, как например Ханду (древнее Хан-хоро), Кара-ходжа-карысь, Сынгим (древнее Билу?), своим существованием обязаны даже исключительно воде этих карысей; другие оазисы, как Турфанский, Пичанский, Туёк, Кара-ходжа, Люкчун и Мултук, только частью получают свою воду из упомянутых выше ручьев; главнейшим же образом заимствуют ее из карысей, устья коих выведены или в ключевые центры, или же непосредственно в пределы культурного округа.
Устройство карысей очень простое. В местности, известной населению неглубоким сравнительно залеганием водосодержащих слоев, роется головная «дудка», т. е. узкий и глубокий колодезь, который заканчивается в этих слоях; отступя метров восемь, много если уже десять, роется вторая такая же дудка, потом третья, четвертая, сотая, до тех пор, пока их глубина не дойдет до двух метров; тогда эти дудки, начиная с последней, от которой уже ведется арык, соединяются между собою каналом [подземной галереей], прорезающим таким образом во всю их длину водосодержащие почвы. Ясное дело, что тогда в такую трубу устремляется вся вода этих последних, но, разумеется, в пределах, строго ограниченных ее всасывающею способностью.
Для того, чтобы увеличить струю карысной воды, в магистральный канал проводятся ветви; если же нет для этого подходящих условий, то или несколько параллельных между собой карысей соединяют в один, или удлиняют его еще новыми дудками. Но последний случай встречается сравнительно редко, так как с удалением от устья карыся глубина колодцев увеличивается постепенно и, наконец, достигает того максимума, который следует считать почти что предельным; так, например, головные дудки хандуских карысей достигают в некоторых случаях глубины большей 85 м! Но на такой глубине и поддержка карыся становится уже трудной. Ремонт последнего выполняется при помощи все тех же дудок, которые раньше служили для проложення канала; потому, в свою очередь, они тщательно поддерживаются и зачастую укрепляются деревянными рамами; тем не менее обвалы в них бывают нередки, а ремонт карысей не прекращается никогда.
Все жители Турфана в большей или меньшей степени знакомы с устройством карисей, но только беднейшим его жителям приходится работать над исправлением этих последних, так как работа эта справедливо считается здесь столь же опасной, сколько и трудной. Зато жертвы катастрофы хоронятся всегда на общественный счет, а могилы их чтятся народом.
Если посмотреть на Турфанскую область с высоты птичьего полета, то большая часть поверхности ее покажется нам точно изрытой какими-то гигантскими землеройками, с тем, впрочем, отличием, что значительные кучи земли не разбросаны здесь в беспорядке, а вытянуты стройными линиями. Это и есть карыси.
В общей сложности карыси – сооружение, столь же изумительное по своей громадности, сколько и по смелости замысла. Оно все внизу, на глубине десятков метров, а потому и не импонирует на путешественника; между тем, если подсчитать сумму труда, употребленного турфанцами не только на прорытие всей этой сети подземных каналов, обеспечивающих существование многих сотен семей, но и на постоянную поддержку последних, то удивлению нашему не будет границ.
Достаточно сказать, что для орошения площади в 160 му, т. е. 8 десятин (8,7 га), в оазисе Ханду, например, требуется вода с одного карыся при наименьшей длине последнего в три километра. При такой величине карыся головной колодезь последнего может иметь глубины минимум 300 футов (90 м); принимая же в соображение, что на один километр приходится от 100 до 120 дудок, а на все протяжение от 300 до 360, при средней глубине в 150 футов (45 м) и площади сечения в 6,25 кв. футов (0,5 кв. м), получим, что для вырытия дудок потребно было выкинуть земли и гальки в круглой цифре не менее 280 тыс. куб. футов (70 тыс. куб. м); если же присоединить сюда и подземный канал длиною в три километра, то вся масса выкинутого материала значительно превысит 300 тыс. куб. футов (85 тыс. куб. м), из коих не один десяток тысяч пришелся на глубину в 35 сажен (74 м)!