По субботам не стреляю

Белоусова Вера Михайловна

И характеры у нас совершенно разные. Еще когда мы были маленькие, мама говорила: «Маринка у меня – танк, а Иринка – лопух». Так оно и есть. Маринка – сильная, решительная, всегда умеет настоять на своем. Я – слабохарактерная, мягкая, вечно иду на поводу у других. Разумеется, мы нередко цапаемся, хотя, по сути, отлично дополняем друг друга. Вообще нам хорошо живется втроем – вполне возможно, тут и кроется главная причина того явления, которое заставляет маму все время беспокоиться. Явление же состоит в том, что мы с сестрой, несмотря на постоянное присутствие кавалеров, упорно не выходим замуж. Я, впрочем, уже почти сломалась...

После школы мы обе поступили на филфак

МГУ и выбрали для изучения, кроме двух «нормальных» европейских языков, еще и экзотический венгерский. После университета я довольно быстро пошла работать редактором и, кроме того, стала переводить художественную литературу, а сестра моя поступила совершенно иначе. Она немного подумала и объявила, что до сих пор ошибалась и только теперь поняла, в чем ее настоящее призвание. И поступила, к полному изумлению всех родных и близких, на юрфак. В принципе она собиралась стать адвокатом, однако после четвертого курса ее послали на практику в следственные органы, и тут стали происходить странные вещи. Сначала я думала, что она просто хвастается. У большинства историй, которые она рассказывала, был очень похожий финал. Примерно такой: все сидели и ломали головы, тут пришла я и сразу заметила... После чего в раскрытии преступления удавалось достичь существенного прогресса.

Мы с мамой не воспринимали ее рассказов всерьез. Я говорила – хвастается, мама – самоутверждается. Так мы и не верили ей до тех самых пор, пока у нас в доме не стали появляться серьезные, представительные дяди, вежливо интересовавшиеся, нельзя ли поговорить с Мариной Григорьевной. Обращались они с ней крайне уважительно и выглядели при этом немного смущенными. Как выяснилось, у моей сестрицы обнаружились замечательные аналитические способности, или, по ее собственному определению, в ней «прорезались Шерлок и Майкрофт Холмсы, вместе взятые». Практика давно кончилась, а солидные мужчины все продолжали приходить за советом.

«Вот и прекрасно, – сказала я себе, вспомнив Маринкину фразу про братьев Холмсов. – А я буду при ней Ватсоном, или Гастингсом при Пуаро, или кем там еще, лишь бы она помогла мне выпутаться!» Беда, однако, состояла в том, что Маринки не было в городе. Неделю назад она укатила с компанией в Прибалтику и обещала вернуться, как Карлсон, «приблизительно». С другой стороны, по моим подсчетам, «приблизительно» должно было наступить на этой неделе. Хорошо бы, я не ошиблась!

Я мысленно представила себе, как буду излагать ей всю эту историю, и стала составлять в уме план рассказа, чтобы, не дай бог, не упустить какую-нибудь важную деталь. В это время зазвонил телефон. Утром, уходя на рандеву к Соболевскому, я включила автоответчик, и сейчас решила послушать, кто это, а потом уж решить: подходить или нет. Мне ужасно не хотелось вылезать из кресла, а главное – прерывать воображаемую беседу с сестрой.

– Добрый день, Ира, – сказал мужской голос, показавшийся мне совершенно незнакомым. – Это Антон. Очень вас прошу, если вам нетрудно, позвоните мне. Мой телефон... – он продиктовал номер своего телефона и повесил трубку.

– Что за Антон? – сказала я вслух. – Не знаю никакого Антона. Среди моих знакомых нет ни одного Антона.

И тут меня осенило – как же нет? Есть! Конечно, знакомый он относительный: я видела его всего раза два или три, но все-таки и не совсем незнакомый. Я имела в виду Никитиного импресарио. Это наверняка был он, только голос у него был не наглый, как обычно, а растерянный и просительный, а потому узнать его было непросто. Я совершенно не представляла, что ему может быть от меня нужно. Вставал вопрос: звонить или не звонить? Звонить не хотелось – ничего хорошего он мне

не скажет, наверняка очередная пакость. С другой стороны, что же мне теперь – прятаться? «Сам в тоске, голова в песке», – вспомнила я и тут же решила позвонить. Я еще раз прокрутила запись на автоответчике, переписала телефон на бумажку и, чтобы не передумать, немедленно позвонила. Услышав мой голос, Антон рассыпался в благодарностях. Решительно, пережитое потрясение изменило его характер в лучшую сторону.

– У меня к вам просьба, Ирочка, – сказал он. – Вы ведь знаете венгерский язык?

– Более или менее, – ответила я. – А в чем дело?

– Сейчас объясню. Дело в том, что я... не знаю, что делать. Может, это, конечно, просто совпадение, но они оба пропали. Оба разом – и венгр, и еврей.

«Повредился в уме», – подумала я, начисто забыв, что уже слышала от Никиты о «еврее» и как раз в сочетании с Антоном.

– Не понимаю ни слова.

– Сейчас, сейчас... Никита говорил вам, что собирается на гастроли? На той неделе приехали два агента – из Венгрии и из Израиля – все окончательно утрясать. А теперь их нет – исчезли.

– Все равно не понимаю, Антон, что значит – исчезли? Давно вы их ищете?

– С понедельника. Я должен деньги вернуть – раз такое дело... У нас тоже свои принципы. Я позвонил в гостиницу тому и другому. Никто не подходит. Звоню портье, говорят: выехали – и там, и там. Не позвонили, ничего не спросили, плюнули на деньги... Пропали – и все!

– Погодите, Антон, – перебила я. – Почему – пропали? Может, они просто отбыли по домам, от греха подальше?

– Понимаете, так не делают...

– Все-таки я бы позвонила – вдруг они дома. У вас есть их телефоны?

– Я звонил. Про то и речь. По-английски-то я могу... В Тель-Авиве говорят: «Извините, его нет, он в России». Я оставил телефон – попросил позвонить, когда вернется. Звоню в Будапешт, в офис, – никто не подходит. Наверное, телефон у него в кабинете, а его там нет. Домашний у меня тоже есть. Звоню домой, а там какая-то баба по-венгерски «гыр-гыр»...

Так, понятно. Теперь я знала ответ на вопрос, который вообще-то следовало задать с самого начала: при чем здесь я? Было ясно, что сейчас последует просьба. И точно:

– Ирочка, – сказал он жалобно, – позвоните, спросите, где он. Может, дома знают. Только как-нибудь поосторожнее, чтобы не напугать. Деньги я вам верну.

– Ладно, – сказала я. – Диктуйте номер. И потом, как его зовут-то хоть, вашего венгра?

– Лендел. Ласло Лендел. Или Лендел Ласло... У этих ваших венгров ведь, кажется, все наоборот. Сперва – фамилия, потом – имя...

– Наоборот, – подтвердила я. – Не беспокойтесь, я разберусь.

– Спасибо огромное! – с чувством проговорил он.

– Не за что.

На этом разговор нужно было кончать, не задавая дополнительных вопросов, потому что во многая мудрости много печали. Но я все-таки не удержалась. К. тому же теперь я собирала материал для сестры.

– Антон, можно один вопрос... Вы что, думаете – они в этом как-то замешаны?

– Я, Ира, с субботы вообще не думаю, а только за голову хватаюсь. Из-за этих гастролей драчка была. Кому, значит, Европу завоевывать. («Израиль – не Европа, – машинально отметила я про себя. – Для него, по-видимому, «Европа» означает «заграница».) Агния – знаете такую? – просто на стенку лезла. («Должок за Никитой», – вспомнила я.) У этих двоих Никита без разговоров шел первым номером. Вот я и думаю: может, их тоже, заодно с ним?.. А в то, что этот, из Израиля, Никиту шлепнул, я не верю. Нормальный мужик, хоть мы с ним и не поладили. Хотел, чтобы Никита к ним приехал... И потом – пропали-то оба!