По субботам не стреляю
Шрифт:
Не могу сказать, что я много наработала – мысли мои все равно витали неизвестно где. Но зато почти целый день прошел без приключений – в последнее время я научилась ценить такие вещи.
А дома меня ждал приятный сюрприз. Первое, что я увидела, войдя в квартиру, были неразобранные чемодан и сумка, брошенные прямо в коридоре. «Приехала!» – возликовала я. Маринка выскочила мне навстречу босиком, завернувшись в купальное полотенце, загорелая и веселая.
– Пришла за пять минут до тебя, – сообщила она телеграфным стилем. – Помыться, переодеться, поесть. Потом разговаривать!
Она чмокнула меня
Через пятнадцать минут сестра появилась на кухне в моем халате, с тюрбаном из полотенца на голове.
– Сначала ужинаем, потом идем в комнату и спокойно все обсуждаем, – предложила она, усаживаясь за стол, – идет?
– Идет, идет. – Я была согласна на любые варианты.
В кухне стоял второй телевизор, маленький. Маринка, не вставая, протянула руку и щелкнула выключателем.
– Мы там слушали радио, так что, в общем, я в курсе, – сказала она. – Послушаем, что новенького?
– Давай, – без всякого энтузиазма согласилась я. – Хочешь, скажу заранее, что сейчас покажут? Для затравочки – какой-нибудь митинг...
Я ошиблась совсем чуть-чуть. На этот раз показали не митинг, а какое-то шествие с плакатами типа «Спасай Россию!». Первая часть была деликатно опущена, надо думать, потому, что слишком уж прямо подходила под какую-то там статью Уголовного кодекса. «Манифестанты перекрыли движение на Тверской улице, – сообщил ведущий программы новостей. – Милиция была вынуждена применить силу. Произошли столкновения». На экране возникла печально знакомая картинка. Чей-то истерический голос прокричал: «Братцы-менты! Вы же русские люди!» Потом все окончательно смешалось в кучу, как в известном стихотворении Лермонтова, а на экране снова появился ведущий и сказал: «Московская мэрия объявила, что не дает санкции на проведение в ближайшие дни митингов и демонстраций, связанных со смертью Никиты Добрынина. Все такого рода мероприятия будут считаться незаконными».
– Да-а, не слабо, – протянула сестра. – Весело у вас тут!
– Куда уж веселее! – откликнулась мама. – Между прочим, по другой программе скоро круглый стол на ту же тему.
– Ладно, – сказала Маринка. – Стол – так стол. Придется смотреть. Ты доела? Может, пойдем пока поболтаем?
Мы перебрались ко мне в комнату. Я по привычке устроилась в кресле, а сестра растянулась напротив меня на диване.
– Сейчас начну, погоди, дай сосредоточиться, – попросила я. – Значит, так... В пятницу вечером Никита пригласил все наше издательство на пьянку...
Я старалась рассказывать как можно подробнее, не упуская ни одной мелочи, и в конце концов осталась собой довольна. Вроде бы ничего не забыла...
Теперь дело было за сестрой. Она перевернулась на спину, закинула руки за голову и вперила взгляд в пространство. Честное слово, мне померещился запах трубочного табака. Минут пять прошло в полном молчании. Мне они, разумеется, показались вечностью. Потом сестра перевернулась на бок, приподнялась на локте, внимательно посмотрела на меня и сказала:
– Я сделала заключение...
– Ну и? – я сгорала от нетерпения. – Ты хочешь
– Догадываюсь...
– Кто?
– Скорее всего – ты.
– Кто-кто? – Я решила, что у меня начались слуховые галлюцинации.
– Ты. «Вы и убили, Родион Романович, больше-то некому!»
– Очень интересно! – прошипела я, сдерживаясь из последних сил. – Просто очень! Поподробнее, пожалуйста!
– Пожалуйста. Мотив у тебя был? Был. Никита уже успел отвадить от тебя трех мужиков – теперь ты боялась потерять четвертого. Возможность была? Была. Тебя бы он не задумываясь впустил в квартиру. И, наконец, главное: ты сама говоришь, что записной книжки при осмотре квартиры не обнаружили. Значит, кто-то ее забрал. А кому это нужно было делать, кроме тебя?
Последний раз мама видела такое лет пятнадцать назад, а то и больше. Когда она прибежала на шум, мы клубком катались по полу, причем сестра молча сопела, а я непрерывно визжала. Глаза у мамы вылезли на лоб от удивления, она схватила нас за шкирки, как щенков, и растащила по разным углам. Потом она принесла примочки, мази и успокоительные капли, распределила их между нами и потребовала объяснений.
– Дело в том, что моя сестрица шуток не понимает, – сварливо заявила Маринка. Вид у нее, впрочем, был несколько виноватый.
– Она... она... она сказала, что это я убила... – я задыхалась от возмущения.
– Марина, ты в своем уме? – укоризненно спросила мама.
– Я думала, она встряхнется – я же вижу: она не в себе! И потом – отличная версия...
– Видишь? Видишь? Она опять! – завопила я.
– Успокойся, детка, – сказала мама. – А ты, детка, – она повернулась к Марине, – все-таки думай, что делаешь. Ирочке так досталось – естественно, ей не до шуток!
– Ладно, – согласилась сестра. – А между прочим, посмотри на нее – она уже лучше выглядит! Ну хорошо, хорошо, солнышко, я больше не буду, ну прости меня, пожалуйста! Начнем сначала?
– Нет уж, – угрюмо пробурчала я. – Мне надо отвлечься. Пошли смотреть круглый стол. Потом поговорим.
– Ничего себе развлечения! – фыркнула сестра.
Круглый стол оказался чрезвычайно солидным мероприятием. Камера переезжала с одного известного лица на другое. Политики, журналисты, главные редакторы газет и журналов, ректор одного из модных университетов и даже министр культуры... Среди прочих я с удивлением обнаружила собственного начальника Юру. «Вроде он не настолько популярная личность, чтобы выступать на таких посиделках», – подумала я. Ситуация прояснилась, когда ведущая, известная тележурналистка Лина Яковлева, обратилась к нему с вопросом:
– Скажите, правда ли, что в вашем издательстве выходит книга стихов Никиты Добрынина?
– Книга выйдет в самое ближайшее время, – с гордостью сообщил шеф. – В ней будут представлены не только тексты всем известных песен Добрынина, но и новые, никому не известные стихи и песни, которых мы никогда не слышали и теперь уже, увы, не услышим. Перед самой смертью Никита передал мне дискету с новыми произведениями. В книге будет много фотографий...
Но этот разговор состоялся ближе к концу передачи, когда ведущей стало необходимо разрядить обстановку, а до тех пор я пребывала в недоумении: с чего это его туда позвали?