По субботам не стреляю

Белоусова Вера Михайловна

– То есть как – не одна?

– Погоди, – попросила я. – Дай отдышаться, сейчас все расскажу.

Мы дружной компанией отправились на кухню. Мама достала чашки, сестра стала заваривать чай. Я сидела, как королева, и соображала, с чего начать. Количество сюрпризов за сегодняшний день превысило все допустимые нормы. Кончив колдовать над чаем, сестра уселась напротив меня и сказала:

– Ну, давай. – Весь ее вид говорил о том, что она готова сидеть хоть до утра, но не упустить ни одной крупицы информации. А у меня, как назло, наступила реакция –

мной вдруг овладела полная апатия, язык отказывался ворочаться, хотелось не то спать, не то просто валяться, но так, чтобы никто не трогал и ни о чем не спрашивал.

– Не могу, – вяло проговорила я. – Не знаю, с чего начать.

– Начать с чаю, – посоветовала сестра.

– Может быть, отложим до завтра? – робко предложила мама.

– Какое – до завтра! – возмутилась сестра. – Я ни за что не засну!

– Ты посмотри на нее, – сказала мама. – Краше в гроб кладут.

– Нет, мама, – возразила я, – мне уж лучше сегодня. Сейчас чаю выпью и опомнюсь. Маринка, задавай наводящие вопросы.

– Хорошо, – обрадовалась сестра. – Начнем, пожалуй. Вопрос первый: мама говорит, тебе по телевизору показали кое-что интересненькое...

– Нет, – сказала я. – То есть да, но это было потом. Ну хорошо, в конце концов, какая разница, с чего начинать. Значит, так. Телевизор...

Я помолчала, собираясь с мыслями, и рассказала о таинственных метаморфозах моей цыганки.

– Что ж... Надо звонить этому, твоему... Соболевскому, – задумчиво сказала сестра. – Пусть едут в Останкино, достают пленку, остальное – дело техники. В первый ряд, кстати, могли быть какие-нибудь именные пригласительные... Тогда это вообще – раз плюнуть. В общем, они разберутся. Надо ее все-таки найти, эту Азу, и понять, в чем дело.

– Соболевский такой же мой, как твой, – отпарировала я. – И звонить я ему не буду.

– А кто у нас смугленьких любит? – съехидничала Маринка. – Сама же говорила: он такой, он сякой... Ну ладно, если серьезно: почему ты не хочешь звонить?

– Ты бы видела, как он на меня смотрел, когда я о ней заговорила! Как будто я из Кащенко сбежала. Не хочу больше’

– Понятно, – кивнула сестра. – Но тут все-таки другое дело. Ты укажешь на конкретное лицо.

– Ну да, а он и слушать не станет! Или станет... Найдут они эту девку, а она, само собой, скажет, что знать ничего не знает и ни в каком Никитином дворе в субботу не была. Хватит с меня тех двух красоток.

– Нужно устроить вам всем очную ставку, – без особого энтузиазма сказала Маринка.

– И на этой очной ставке я снова окажусь в дураках! – отрезала я. – Они все скажут, что друг друга не видели и меня, разумеется, тоже. А если у меня галлюцинации, то надо ходить к врачу, а не в прокуратуру. Ты лучше скажи, у тебя есть какие-нибудь идеи? Кто она, по-твоему, такая?

– Шут ее знает! – сестра виновато пожала плечами. – Не могу понять. Может быть, какая-то чокнутая поклонница придумала способ отваживать от Никитиного дома девиц? Знала, что похожа на цыганку, и решила эксплуатировать свою внешность.

Оделась, как цыганка...

– Постой, – перебила я. – Про цыган я тебе сейчас еще кое-что расскажу. Нет, тогда надо начинать с господина Еврея...

– Ну и ну! – только и сказала Маринка.

– Да-да, с господина Еврея! И не смотрите на меня, ради бога, как на ненормальную. У Никиты в квартире был тот самый агент из Израиля, который приходил к нему в субботу. Ах да, я же про это еще не рассказывала, и про телефонный звонок – тоже... Нет, так я совсем запутаюсь. Субботу пока оставим. Один из тех агентов, которые, по словам Антона, исчезли, был сегодня вечером в квартире у Никиты.

– Зачем? – оторопела сестра. – И как он туда попал?

– Точно не знаю... Как-то сумел открыть. У него явно опыт. Но он не грабитель, нет. Скорее сотрудник спецслужб, который на старости лет сменил специальность. А зачем он там был, сейчас расскажу.

Я подробно изложила историю нашего с Маркишем знакомства и пересказала весь разговор в деталях. Когда я дошла до маркишевского цыгана, Маринка беспомощно развела руками и сказала классическое:

– Не может быть.

– Ну, знаешь! – возмутилась я. – Этак я и сама могу. «Не может быть»! Ты у нас Холмс или кто? У тебя должна быть концепция. У тебя есть концепция?

– Нет – так будет! – безапелляционно заявила сестра. – Твое дело – рассказывать. Ты ведь не все рассказала?

– Не все, – согласилась я. – Какое там! Не исключено, что я знаю фамилию этого цыгана, хотя, может, конечно, это не он... Значит, так, отъезжаем на несколько часов обратно.

– Погоди, не отъезжай, – попросила Маринка. – Сначала скажи: ты не пробовала найти бумажку с «лингвистическим вопросом»?

– Конечно, нет. Во-первых, когда он вылез из шкафа, я от ужаса все забыла. А во-вторых, даже если б я не забыла, все равно мне не захотелось бы искать при нем.

– Принимается, – кивнула сестра. – Теперь отъезжаем, как ты предлагала, на несколько часов назад...

– И попадаем ко мне на службу, – закончила я. – А на службе разворачивается следующий сюжет...

Я начала пересказывать нашу с Лилей беседу и снова, как в игре «горячо–холодно», только я дошла до первого Никитиного разговора по телефону, как будто кто-то сказал мне: тут – горячо, и меня охватило то же противное ощущение, что какая-то информация, от которой я упорно прячусь, вот-вот меня настигнет, и информация крайне неприятная.

– Так что не исключено, что фамилия этого цыгана – Потемкин, – договорила я, стараясь подавить это странное ощущение.

– Маринка, ты что?

Сестра застыла, не донеся чашку до рта и вперив неподвижный взгляд в пространство.

– Что случилось? – дрожащим голосом повторила я.

– Потемкин, Ирочка, – медленно проговорила сестра, – это князь Потемкин Таврический, фаворит Екатерины Второй, счастливый соперник Орлова... Одно из двух: или Никитин телефонный собеседник и правда был Потемкин по паспорту, или...