По светлому следу (сб.)
Шрифт:
– Никандр Филимонович! – обрадованно воскликнул Булавин, узнав в железнодорожнике главного кондуктора Сотникова, с которым неоднократно доводилось ему ездить не только в Низовье, но и в сторону фронта.
Сотников остановился, торопливо вскинул на рослую фигуру Булавина прищуренные глаза и, улыбаясь, приложил руку к козырьку фуражки:
– А, Евгений Андреевич! Здравия желаю, товарищ майор! Если в Воеводино собираетесь, то мы через пять минут тронемся.
– В Воеводино, в Воеводино, Никандр Филимонович! – обрадованно проговорил Булавин и поспешил вслед за главным кондуктором.
– Ну что ж, пожалуйста, – отозвался Сотников,
Повернувшись к майору, он не без гордости добавил:
– А берем мы сегодня, между прочим, две тысячи тонн!
Улыбнувшись и молодецки подкручивая седые жесткие усы, Никандр Филимонович пояснил:
– Погода-то выправляется вроде. Того и гляди, фашистские стервятники нагрянут. Посоветовались мы с Дорониным и решили станцию разгрузить – забрать на Воеводино сверхтяжеловесный состав. Сергей Доронин, сами знаете, что за машинист. Орел! Диспетчер, правда, усомнился было: осилим ли такую махину? Но Сергей Иванович лично связался с отделением паровозного хозяйства и добился своего.
– А разве не Рощина дежурит сегодня? – спросил Булавин, хорошо знавший всех диспетчеров своего участка дороги.
– Да нет. Анне Петровне всякое смелое решение по душе. К тому же на наш счет у нее вообще не бывает сомнений, – не без гордости заключил главный кондуктор.
Разговаривая, он торопливо шагал по шпалам, с завидным проворством перелезая через тормозные площадки преграждавших ему дорогу вагонов, пока наконец не вышел к длинному товарному составу из большегрузных вагонов и платформ. Майор едва поспевал за ним. У выходного семафора мощный паровоз серии «ФД» обдал Булавина множеством мельчайших брызг сконденсированного пара, вырывавшегося из клапанов воздушного насоса.
– Ну как, Филимоныч, поехали? – высунувшись из окна паровозной будки, крикнул молодой человек в кожаной фуражке с железнодорожной эмблемой. – Приветствую вас, Евгений Андреевич! – кивнул он Булавину, с которым был хорошо знаком. – Домой, значит?
– Домой, Сергей Иванович, – ответил Булавин, разглядывая следы свежих царапин на обшивке котла паровоза Доронина.
«Опять, значит, попали под бомбежку…» – подумал он и хотел было спросить Сергея, все ли обошлось благополучно, но в это время Никандр Филимонович дал протяжный заливистый свисток.
– Садитесь, товарищ майор! – кивнул он Булавину на ближайший к паровозу вагон с тормозной площадкой.
Едва Евгений Андреевич взялся за поручни лесенки, как паровоз с сердитым шипеньем стал медленно осаживать тяжелый состав.
– Обратите внимание, как возьмет Сережа эту махину, – с отеческой теплотой в голосе проговорил Сотников, взбираясь на площадку вагона вслед за Булавиным.
Замолчав и даже, кажется, затаив дыхание, Никандр Филимонович стал напряженно прислушиваться к металлическому звону, затихая бежавшему по составу. Медленно, будто нехотя, оседали вагон за вагоном, сжимая пружины сцепных приборов по» езда до тех пор, пока не ощутился вдруг резкий толчок, вслед за которым раздался громкий, как пушечный выстрел, выхлоп пара и газов из дымовой трубы паровоза.
– Классически взяли! – восхищенно воскликнул главный кондуктор, поправляя широкой ладонью седые пушистые усы с рыжевато-желтыми подпалинами от табачного дыма. – Великое это искусство – взять с места тяжеловесный состав.
Поезд набирал скорость, все чаще постукивая колесами на стыках рельсов. Усевшись на жесткую скамейку тормозной площадки, майор достал папиросы и угостил Сотникова. Главный кондуктор, чиркнув спичкой по коробку, прикрыл ее широкой ладонью и протянул Булавину. Нагнувшись, прикурил от его папиросы. Некоторое время сидели молча, с удовольствием попыхивая сизоватым дымком. Встречный ветер крепчал с каждой минутой. Булавин поднял воротник шинели, задумался.
Еще неизвестно, где советские войска нанесут главный удар противнику и через какие станции пойдет основной поток груза для обеспечения этого удара, а враги уже настороже. В перехваченной директиве резидентам их разведки так прямо и говорится: «Усильте наблюдение за прифронтовыми железнодорожными станциями».
«Неужели и за Воеводином ведет кто-то наблюдение?» – уже в который раз сегодня спрашивал самого себя майор Булавин.
Погруженный в размышления, он не замечал ни главного кондуктора, ни покачивающейся перед тормозной площадкой стенки большегрузного вагона.
– Вы на паровозный дымок обратите внимание, товарищ майор, – вывел Булавина из задумчивости голос Сотникова.
Поезд шел теперь по закруглению, и локомотив хорошо был виден с площадки вагона, на которой находились Булавин с Сотниковым. Майор взглянул на трубу паровоза и заметил частые выхлопы отработанного пара, слегка сероватого от легких примесей дыма.
– Отличное сгорание, – удовлетворенно заметил главный кондуктор. – Умеют топить ребята!
Булавину понравилась эта глубокая заинтересованность главного кондуктора в работе паровозной бригады, и он стал внимательно прислушиваться к его словам.
– С такой бригадой, – неторопливо продолжал Сотников, – не страшно даже, когда фашистские стервятники вдруг обрушатся. Мы хоть и накрепко с рельсами связаны, но не беспомощны перед врагом. Маневрируем, увертываемся от его бомб. Нелегкое, конечно, это дело. Невредимыми уйти из-под бомбежки не всегда ведь удается…
И старик нахмурился, вспоминая что-то. В уголках его глаз резче обозначились глубокие, похожие на трещины, морщины.
Поезд шел теперь под уклон, и скорость его все возрастала. Хмурый сосновый бор в легкой дымке тумана, голые поля, еще не прикрытые снегом, небольшие поселки с дымящимися трубами, отдельные домики, группы деревьев и черные от грязи дороги – все это, медленно у горизонта и стремительно вблизи полотна железной дороги, разворачивалось перед глазами майора Булавина.
Рассеянно поглядывая на этот вращающийся пейзаж, Евгений Андреевич все с большим интересом прислушивался к словам Сотникова. Майор считал совершенно необходимым для успеха своей работы знать все, чем жила его станция, и он никогда не упускал случая побеседовать с местными железнодорожниками. Это давало ему возможность быть в курсе событий не только производственной, но и личной их жизни. С особенным вниманием относился Булавин ко всему новому, что рождалось на станции Воеводино.
– Не слыхали вы, Никандр Филимонович, – спросил он Сотникова, – как там у паровозников с их лекторием? Не охладели они к этому делу?