По светлому следу (сб.)
Шрифт:
По наведенным Булавиным справкам, Гаевой и по почте не вел никакой переписки. Не поступало писем и на его имя. Возможность сообщения через связных тоже была исключена – оперативные работники Булавина ни на секунду не упускали его из поля своего зрения. А это было нетрудно, так как, кроме конторы паровозного депо, он никуда не ходил. Не посещал никто и домик старушки, у которой он снимал квартиру. Да и сама старушка, по заверению капитана Варгина, была вполне благонадежной. Оказалась она к тому же теткой Семена Алешина.
Конечно, Гаевой мог придумать
Раздумывая над этим, майор Булавин устало прохаживался по скрипучим половицам своего кабинета.
А в это время его помощник капитан Варгин вел беседу с Семеном Алешиным.
– Так ты говоришь, что тетушка твоя хорошего мнения о своем квартиранте? – спрашивал он Семена, прогуливаясь с ним в скверике возле железнодорожного клуба.
– Самого наилучшего, – почему-то смущенно проговорил Алешин. – Любезнейшим человеком его считает. Он ей все время разные мелкие услуги оказывает: то дров наколет, то воды принесет. А вчера я узнал, что он даже письма за тетю Машу пишет сестре ее, Глафире Марковне Добряковой, – другой моей тетке, проживающей в нашем областном центре. Тетя Маша рада, конечно, что такой добровольный писец нашелся. Она ведь уже старуха, и зрение у нее неважное, а переписываться большая любительница.
– Так-так, – задумчиво проговорил Варгин, комкая потухшую папиросу. – А ты не поинтересовался, Сеня, диктует она ему или он сам ей письма сочиняет?
– Поинтересовался, – ответил Алешин. – Тетя говорит, что она лишь сообщает ему, о чем хотела бы написать, а Аркадий Илларионович, будучи почти своим человеком в ее доме, пишет остальное уже по своему усмотрению, и это будто бы получается у него куда «душевнее», чем у нее самой.
– А сам он переписывается с кем-нибудь? – снова поинтересовался Варгин.
– Тетя Маша уверяет, что ни с кем – вся семья, его погибла ведь.
– А другая твоя тетя тоже, значит, старушка?
– Еще постарше тети Маши! Но живет она не одна. В доме ее полно разных внучек, племянниц и прочих родичей. Я даже не знаю всех как следует.
– А ты случайно не знаешь, когда тетя Маша Глафире Марковне последнее письмо послала?
– Как раз об этом сегодня разговор зашел, – обрадованно сообщил Семен. – Оказывается, вчера только тетя Маша с Аркадием Илларионовичем какое-то очень чувствительное послание тете Глаше сочинили.
Узнав адрес тети Глаши и поблагодарив Алешина, Варгин поспешил к майору Булавину.
Евгений Андреевич писал в это время письмо жене на Северо-Кавказский фронт.
– Есть что-нибудь новенькое? – с надеждой спросил он капитана.
– Да, кое-что удалось узнать, – проговорил Варгин, торопливо снимая шинель и вешая ее на крючок в нише возле дверей.
Булавин заложил недописанное письмо в книгу и спрятал ее в письменный стол.
– Присаживайтесь, Виктор Ильич, – сказал он капитану, подавая стул.
Варгин присел к столу и, облокотясь на край его, возбужденно стал рассказывать Булавину все, что услышал от Алешина.
– Нет сомнений, товарищ майор, – убежденно заключил он, – что Гаевой ухитряется каким-то образом использовать переписку теток Алешина для шпионских донесений своему резиденту, обосновавшемуся, видимо, где-то у нас в области.
Хотя внутренне Евгений Андреевич уже почти согласился с Варгиным, он, однако, не торопился высказать ему свое согласие. Встав из-за стола, он медленно походил по комнате и остановился у окна.
По улице шли в школу малыши с портфелями, с солдатскими полевыми сумками и просто со связками книг под мышкой. Внимательно всматриваясь в них, Булавин почти так же остро, как вчера у карты с линией фронта, почувствовал вдруг, что и жизнь этих маленьких граждан, и труд их родителей, и эта станция с паровозным депо и крупным железнодорожным поселком – все теперь будет зависеть от его проницательности, от решительности его действий…
Подойдя к телефону, майор набрал номер местного почтового отделения.
– Приветствую вас, Михаил Васильевич, – поздоровался он с начальником почтового отделения Кашириным. – Булавин вас беспокоит. Скажите, пожалуйста, не ушла еще от вас иногородняя почта? Тогда у меня просьба: проверьте, пожалуйста, нет ли среди полученной вами корреспонденции письма на имя Глафиры Марковны Добряковой. Я буду у себя на квартире еще минут пятнадцать – двадцать.
Звонок раздался спустя несколько минут. Булавин нетерпеливо снял трубку.
– Слушаю вас, Михаил Васильевич. Есть, значит, письмо на имя Глафиры Добряковой? Очень хорошо. Срочно пришлите его ко мне.
У диспетчера станции Воеводино Анны Рощиной сегодня был тяжелый день. Почти ни один поезд не удавалось ей провести по графику. То налеты фашистских бомбардировщиков задерживали их в пути, то неисправность вагонов, требующая отцепки, мешала отправиться со станции вовремя, то с локомотивами происходила какая-нибудь задержка. А тут еще на линии был паровоз Сергея Доронина, который вел тяжеловесный поезд, и ему нужно было обеспечить «зеленую улицу».
Анна хорошо знала, что станция Низовье, на которой находилось оборотное паровозное депо, постоянно была забита составами. Рядовой машинист мог взять с этой станции лишь до полутора тысяч тонн груза, а Сергей брал по две тысячи с лишним и этим помогал разгружать станцию, всегда находившуюся под угрозой налета вражеской авиации. А раз уж он брал тяжеловесный поезд, ему нужен был беспрепятственный, свободный путь. Доронин к тому же и не имел возможности останавливаться на многих промежуточных пунктах – на них просто не поместился бы его состав.