«По своим артиллерия бьет…». Слепые Боги войны

Бешанов Владимир Васильевич

К 1 июня 1941 года немцы накопили 56,6 млн артиллерийских выстрелов и мин для основных полевых систем — без учета противотанковых, зенитных орудий и 50-мм минометов. В Красной Армии таких боеприпасов имелось 42,5 млн штук. Однако в воевавшей уже два года Германии планировалось сокращение снарядного производства, в то время как советская промышленность едва приступала к мобилизации.

Нарком П.Н. Горемыкин в интервью для Института истории СССР особо подчеркивал: «К началу 1941 г. в СССР было налажено производство почти всех видов боеприпасов. При этом хочу особо подчеркнуть, что боеприпасы, которые давала Красной Армии наша промышленность, имели высокие баллистические свойства, а некоторые их виды по своим качествам

превосходили лучшие образцы в зарубежных странах».

Хотя история с боеприпасами такая же диковатая, как и со средствами мехтяги. Если исходить из заложенной в МП-41 «от фонаря» общей потребности 178,6 млн снарядов и мин, то имевшиеся в наличии 87,4 млн выглядят 50 %-ной необеспеченностью. Отталкиваясь от придуманных Генштабом, исходя из опыта войны с Финляндией, роскошных норм расхода, можно подумать, что этих запасов едва хватило бы на один-два месяца активных боевых действий — налицо явная неготовность. Мобилизационный план предусматривал быстрое наращивание производства до 222 млн выстрелов в год, чего не удалось достичь до конца войны. Как отмечает бывший начальник ГАУ маршал артиллерии Н.Д. Яковлев: «В Генеральном штабе в довоенное время, как удалось узнать уже после войны, довольно глубоко и с перспективой обосновывали расчеты на потребность вооружения и боеприпасов, но почему-то истоки расчетов так и остались уделом только тех, кто ими занимался».

Однако не все так грустно: опыт 1944–1945 гг. показал, что накопленных в мирное время боеприпасов было достаточно для года войны. Фактически, согласно официальной статистике, за июнь — декабрь 1941 года выстрелов самых «ходовых» номенклатур было израсходовано около 30 % от наличия на 22 июня (причем только половину выпустили по противнику, вторую половину ему же и подарили). То есть даже если бы все это время героические труженики тыла вообще не работали, что, конечно, не так, то до истощения складов было далеко. На 1 января 1942 года боеприпасов только довоенного выпуска имелось на четыре Сталинградские битвы.

Загадка в том, что, когда началось великое зимнее наступление Красной Армии, их «не нашлось». Г.К. Жуков, командуя Западным фронтом, «буквально выпрашивал» у Верховного Главнокомандующего минимально необходимое количество снарядов и мин:

«Особенно плохо обстояло дело с боеприпасами. Так, из запланированных на первую декаду января боеприпасов нашему Западному фронту было предоставлено: 82-миллиметровых мин — 1 процент; артиллерийских выстрелов — 20–30 процентов. А в целом за январь 50-миллиметровых мин — 2,7 процента, 120-миллиметровых мин — 36 процентов, 82-миллиметровых мин — 55 процентов, артиллерийских выстрелов — 44 процента. Февральский план совсем не выполнялся. Из запланированных 316 вагонов на первую декаду не было получено ни одного. Из-за отсутствия боеприпасов для реактивной артиллерии ее пришлось частично отводить в тыл.

Вероятно, трудно поверить, что нам приходилось устанавливать норму расхода… боеприпасов 1–2 выстрела на орудие в сутки. И это, заметьте, в период наступления!»

Действительно, трудно поверить, точнее, не знаешь, кому верить: прославленному маршалу или советской статистике. За полгода количество дивизионок и 50-мм минометов в войсках уменьшилось более чем в полтора раза, гаубиц — в два, а противотанковых и танковых пушек — в три раза. На передовую отправляли музейные экспонаты времен обороны Шипки, все, что могло стрелять. Соответственно число выстрелов на один ствол значительно выросло. Например, если раньше на каждую «сорокапятку», в том числе танковую, приходилось 745 снарядов, то теперь — 1840. На каждый ротный миномет имелось 685 мин — 5,7 боекомплекта, а было 3,4, и никто не жаловался.

Опыт убеждает, что верить нельзя ни статистике, ни маршалу. Тем не менее о бедственном положении с боеприпасами пишут и К.А. Мерецков, и Н.Д. Яковлев, и другие мемуаристы. В сборниках,

посвященных битве за столицу, регулярно приводятся сведения из секретного труда Военно-исторического отдела Генштаба РККА «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» под редакцией маршала Б.М. Шапошникова:

«В среднем в войсках и на армейских базах имелось наиболее ходовых видов боеприпасов 1–1,5 боекомплекта. Перспективы на их быстрое пополнение были далеко не радужные. Фронт совершенно не имел на своих базах выстрелов для 152-мм орудий… за исключением выстрелов для 45-мм противотанковой и танковой артиллерии и 50-мм мин, боеприпасы имелись в количестве, совершенно недостаточном, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение ими войск. Фактическое положение оказалось еще более тяжелым, так как из запланированного поступления боеприпасов до конца месяца удалось получить только часть…

Отдельные армии были обеспечены боеприпасами еще хуже. В складах 16-й армии к исходу 1 января 1942 года не оставалось ни одного выстрела для полковой артиллерии; имелась всего одна тысяча выстрелов для дивизионной артиллерии и 400 выстрелов для 152-мм гаубиц. Очень мало было мин крупных калибров.

Немногим лучше было положение в 33-й и 43-й армиях. Однако у последней в армейских складах не было выстрелов для 45-мм орудий, что ставило ее в опасное положение в случае массовой танковой атаки со стороны противника».

Правда, причину коллектив авторов видел в самом факте неожиданного успеха наступления:

«В результате успешного продвижения частей Красной Армий во второй половине декабря возникла настоятельная необходимость в новой организации тыла…

К концу декабря трудности обеспечения войск боеприпасами, горючим и другими средствами в значительной степени возросли в связи с большими морозами и снежными заносами. Несмотря на все усилия работников тыла, обеспечивших массовое производство боеприпасовна эвакуированных предприятиях, и принятые меры по усилению подачи боеприпасов в базы войскам, их запасы во всех звеньях сокращались. Помимо трудностей с подвозом, уменьшение запасов было вызвано резким ростом их расхода в ряде армий…

Успешное продвижение армий левого крыла и задержка с восстановлением железных дорог и мостов на шоссейных и грунтовых дорогах приводили к отставанию армейских баз, к росту затруднений в подвозе. В ряде армий аппарат не обеспечивал бесперебойного снабжения войск…

Нарушение установленных опытом правил и плохая связь приводили к срыву снабжения частей, нерациональному расходованию и даже утратам ценных и весьма нужных запасов… Вначале работники тыла и снабжения не справлялись с организацией маневрирования запасами… Подобные просчеты планирующих органов приводили к загрузке транспорта перевозками ненужных в данный момент грузов… Организация тыла и материального обеспечения десяти армейских соединений оказалась громоздкой и сложной…

Затруднения в работе тыла, перебои в снабжении в конце декабря и в январе вызывались в значительной степени неполным использованием наличных транспортных средств, а также недостаточным их увеличением во время быстрого продвижения наших войск».

Пока службы снабжения учились делать свою работу, фронты испытывали «снарядный голод», «топливный» и просто голод: «50-я армия имела 3 января всего одну дачу муки. Многие армии фронта не имели сахара, жиров и мяса».

По поводу статистики: «Отрицательно сказывались на снабжении войск вооружением и боеприпасами также недостатки в работе Главного артиллерийского управления. ГАУ не всегда точно знало состояние обеспеченности войск фронтов, так как строгой отчетности по этой службе до войны не было установлено. Табель срочных донесений по боеприпасам был введен в конце 1941 г., а по вооружению — в апреле 1942 г.». То есть первые полгода войны никакого учета ресурсов в действующей армии не существовало.