По ту сторону костра
Шрифт:
Дзюбу он застал у водопада и очень обрадовался. Приди он туда сутками позже — и считай, зря бил ноги. Петро Тарасович был не в духе. Позарился на козла — больно уж тот удобно стоял в скалах неподалеку — и убил, но услышал, как шуршат, осыпаясь со склонов расселины, камни, и побоялся идти в каменный лабиринт. За ужином, прежде чем заговорить о делах, Кочетов предложил Дзюбе домашних шанежек с уксусом. Петро Тарасович подобрел, поглядывал ласково. А когда продавец достал бутылку спирта, Дзюба совсем оживился. Махнул в мясо, запеченное в тесто, солидную порцию уксуса, да еще пожаловался: мол, сильно
Очнулся Кочетов утром. Все тело было избито, изранено. К тому же его выворачивало наизнанку. Еле-еле выбрался на поляну, но Дзюбы не нашел. С трудом передвигаясь, взял свои вещи и пошел прочь. Внизу, у начала волока, связал кое-как плоток из валежин. Кепку, ватник потерял.
— А накануне как переправились?
— Так Дзюба и перевез.
— А если бы его не застали?
— На том берегу и заночевал бы. Дело привычное. Когда тщедушный, исхудавший Кочетов узнал о смерти Дзюбы, отравленного вехом и засыпанного камнями, он заплакал. Шумно, взахлеб.
В окуляре прибора ночного видения мелькали салатовые очертания скал и кустов. Меж ними быстро двигалась человеческая фигурка. Против ожидания Кузьмы, считавшего, что Леонид пойдет вниз, к реке, тот пробирался по опушке к Чертовым скалам.
Цепь кустов оборвалась. Леонид стоял у подножия высоких скал, пристально глядя в направлении костра. Кузьма не шелохнулся.
Конечно, Дзюба-младший мог дойти до скал проще, напрямик, а не тащиться по кустам. Только ему, очевидно, нужно было идти так, чтоб в любую минуту сделать вид, что собирался он не туда.
Шло время. Леонид не отводил взгляда от костра.
Кузьма лежал неподвижно, боясь спугнуть Леонида, хотя тот находился метрах в трехстах и едва ли заметил бы, шевелится его спутник или нет.
Неожиданно фигура Дзюбы-младшего исчезла за скалами. Вновь появилась. Он карабкался вверх. Было просто удивительно, как он умудрялся ориентироваться в темноте. Наверное, отлично знал, куда шел, и не раз туда ходил. Причем риск был громадный: каждый шаг мог стать последним.
Кузьме приходилось теперь следить не только за Леонидом. Время от времени он вскидывал «пистолет» и по зубцам «привязывал» путь Леонида к скалам, чтобы не потерять ориентировку. Иначе потом он не смог бы найти это место.
Поднявшись метров на двадцать вверх, Дзюба-младший остановился. Он снова долго смотрел в сторону костра.
«Похоже, еще раз хочет убедиться, не проснулся ли я, не спохватился ли, что его нет, не пошел ли искать, — понял Кузьма. — Значит, тайник там».
В следующее мгновение Леонид юркнул за скалу и пропал из виду.
И тут Кузьма едва не вскочил на ноги
Свечин потер глаза. Может, с усталости померещилось? Но нет. Облик Ангирчи он узнал бы из тысячи других. И старик, видимо, следил за тем, что делает Леонид!
«Вот что, Кузьма, — обратился Свечин к самому себе. — Подожди. Подожди с выводами, заключениями и даже предположениями. Наблюдай! Внимательно наблюдай! Не упускай ни одного движения — ни Леонида, ни Ангирчи!»
Сколько времени прошло, пока появился Леонид, Кузьма не знал. Но едва тот стал спускаться на поляну, как Ангирчи легко перелез через груду камней и бесшумно скрылся в расселине, откуда только что вышел Дзюба-младший.
Снова Кузьме, чтобы одновременно наблюдать за Леонидом и Ангирчи, пришлось уменьшить увеличение.
Леонид преодолел уже половину спуска, когда Ангирчи вынырнул из расселины. В руках у него было нечто похожее на большого формата книгу, атлас, что ли, длиной в полметра, а шириной немного поменьше.
«Лубянка? Лубянка!.. С корнем!»
Кузьма быстро дал увеличение и увидел, что створки Лубянки распахнуты. Значит, она пуста.
Ангирчи с ловкостью барса взобрался на скалы и скрылся за ними.
Кузьма перевел объектив прибора к подножию. Леонид еще не закончил спуск. Он двигался очень расчетливо, придерживаясь за камни одной рукой, а вторую не отрывал от груди. И снова, оказавшись на поляне, он не пошел к костру напрямик, а повернул вдоль опушки.
Свечин не спеша убрал аппарат в коробку и, увидев, что Леонид направился к костру, задвинул ее под рюкзак. Через несколько минут Дзюба, покашливая, подошел к огню. Присел. Закурил неторопливо, с чувством. И лишь затяжки его — глубокие, прерывистые — свидетельствовали: он только что закончил трудное и опасное дело, потребовавшее от него напряжения всех сил.
Глядя сквозь чуть приоткрытые веки, Кузьма понял: у Леонида под ватником что-то есть.
Убедившись, что Свечин спит — тот, поежившись, преспокойно перевернулся на другой бок, почмокал губами и затих, — Леонид повернулся спиной к костру, переложил спрятанное за пазухой в свою котомку. Потом бросил окурок в огонь, подложил дров и лег.
А Свечин стал думать о том, правильно ли он вел себя и так ли, как надо, поступил. Первый вопрос, который он себе задал, был: «Почему ты не задержал обоих на месте преступления?» И тут же ответил: «Но разве нельзя предположить такое: я просыпаюсь, а Леонид смеется и говорит: «Пока ты спал, инспектор-салага, я корень нашел. Вот он!!!»
Леонид достаточно честолюбив, чтобы поступить именно так. Но зачем Ангирчи Лубянка? И почему Леонид не взял ее? В том-то и дело! Если бы Ангирчи был в сговоре с Леонидом, то не стал бы тайком утаскивать Лубянку, когда корень женьшеня из нее уже взят. А Дзюбе куда ее девать? Корень, правда, пострадает, но и упустить то, во имя чего совершилось преступление…
«А ты, Кузьма, сам-то уверен, что Леонид его совершил?.. Я не сказал еще точно: Леонид… Не назвал убийцей? Но ведь убийство совершено для того, чтобы завладеть женьшенем…»